- Радовалка сломалась, - бросила в ответ Лиза.
Удивительно, но когда-то ей казалось, что она может его полюбить. Когда музыка звенела в ней, и она сама была музыкой и летела по миру, в каждом городском дворце культуры цепляясь за зло, равнодушные взгляды сторожей и упадая, не всегда даже сумев раскрыться, выбраться из тяжёлого, почти цинкового корпуса гитары, тогда вокруг были такие же, как она, бойкие, нахальные, но слабые. Дорис никогда не стригся, в его волосах отдыхает время, шутил Тремп. Интеллигентность, нет, наверное, какая-то непередаваемая ясность сквозила тогда в его глазах. Теперь глаза были пусты, Да Дорис скоро пропал из палаты. Может, его перевели на третий этаж, может, признали здоровым, абсолютно нормальным и выписали, Лиза не знала. Но сейчас он в ожидании обеда кружился на месте, причмокивал и кричал каждому.
- Это же круто! Повторяй за мной: Кол Кол Колот! Кол Кол Колот!
Жасмин-Бурдынчик злорадно оскалился, готовый поддержать этот бессмысленный крик.
- Эх, Дорис, Дорис, - выдохнула Лиза, махнула рукой и ушла в женский уголок. Правда, теперь койки с безымянными девушками появились во всей палате, не только здесь, и оставалось только радоваться, что остался уголок, в котором можно укрыться от звенящего в уши настоящего.
- Надоело спать, надоело, - Натка, не пролежавшая на своей кровати и минуты, вскочила, - уснуть бы незаметно, глухо, без сна, а проснуться утром и ничего не помнить, и чтоб солнце нас легонько касалось.
- Ты не спишь, - Калитина закрыла глаза, красивые всё же веки, когда смотришь на них изнутри, - ты просто не можешь проснуться.
- У меня есть новая песня,-она была непривычно оживлена, глаза её горели, - я принесла шампанское, будем отмечать.
Он улыбнулся, но в глазах его она уловила тяжёлую горючую грусть. Шампанское было открыто, они уже успели выпить за встречу и за искусство.
- Песня называется "Любвимая", - торжественно произнесла девушка и тут же стала наигрывать простенький мотив:
А я живу в дуркмении,
А ты живёшь в дуркмении,
А мы живём в дуркмении, дуркмении, дуркмении...
Стас внимательно слушал, где-то хмыкал, где-то кивал, что-то ему категорично не нравилось, и он хмурился, видимо борясь с желанием взять с кровати свою гитару и сыграть так, как надо.
- Как думаешь, будет хитом? - Лиза сощурилась, - если добавить бас-гитару, ударные, скрипку может. Не смотри на меня с такой болью, знаю, я сама дура, но я не могу не творить, не писать песен. Начинаю с простых мотивов, потом что-нибудь да будет.
Ерохин был не против послушать ещё, но больше Лиза ничего играть не стала. Даже гитару демонстративно отложила в сторону.
- Расскажу тебе про трёх глупеньких девочек, решивших в свои тринадцать лет, что в нашем городе в пятнадцать можно постареть, а в двадцать и вовсе состариться. Валить, валить отсюда надо и, конечно, в одну из столиц, решили они. И плевать на всякие там громкие, но пустые слова, как честь, доброта, достоинство. "В постель! В постель!" - кричали они как чеховские три сестры. А того не понимали, что то и другое в принципе тождественно, и что девушкам из глубинки покорить первопрестольную будет ой как непросто. Одна из этих девочек я. Ещё есть мои бывшие подруги Катя и Зелёнка, мы давно уже не общаемся. Кажется, они тоже никуда не попали: живут, стареют, воображают, что будущее само их найдёт.
Стас всё же не выдержал, сковырнул с кровати гитару, принялся наигрывать лёгкую дразнящую мелодию.
- Знаешь, где я на днях побывала? - Лиза поняла, что сейчас её бить за песню не будут, - в школе черлидинга, попробуй не то что пропеть, выговорить это слово. Но на девочек бы ты полюбовался, конечно. Можешь ещё попробовать, но мне они сказали, что с нами сегодня принимать участие не будут. Они вне политики, мой дружок, их помпончики разве что не лаяли на меня.
Лиза смотрела на них, есть ли среди них девушки и не угадывала ни одной, одинаковые куклы ритмично дёргались, лёгкие помпончики ничего не могли прикрыть. Они бросали Лизе одинаковые улыбки, а той было стыдно не за себя, а за них, за то, что Стас мог им поверить.
- Мне один знакомый сказал, что Тремп ночевал в девятиэтажной заброшке, - новостей у Калитиной на самом деле было много. Теперь её голос дрожал, а в глазах запрятались злые слёзы, - Говорили, что его гопники скинули с шестого этажа, но я не хочу в это верить.
- Нам пора, - только и проговорил Ерохин, голос его повис в воздухе и замёрзнув, грохнулся вниз, оставив после себя разбитые грустные звуки.
Ехали в час по чайной ложке, собирая пробки, выслушивая сотни звонков - задерживаюсь, попал в затор, припоздаю, подождите немножко. Зато потом мобильники стали мужественными и строгими капитанами, ни одного жалостливого слова они не допустили, отправляясь на поиски своей Атлантиды. Телефонные номера плыли, теряя цифры, толкаясь, расходились в разные порты корабликами смски. Лиза глотнула из бутылки, чтобы запить ощущение разлуки, но шампанское было горьким, на дне его бесполезным грузом плавал песок.
5.
Первым нашим кругом стал Там - большой первобытный камень, позеленевший, осевший навсегда в болоте. Мы должны были искать кружки по свежим, почти горячим стрелам, чтобы, в конце концов, обнаружить наш штаб. Лёша прыгал от нетерпения, желание обскакать остальные группы следовало вместе с нами как дополнительный спутник.
- Стрела ведёт в самую топь, - вздохнула Зелёнка, оправив новенький спортивный костюм,- может, это нарисовано с целью нас запутать? Мы ведь все изгваздаемся!
- Ничего, - Шумира была как бы командиром нашей поисковой группы, на рукаве её торчала красная повязка, как у школьного дежурного. Руки её были раздавлены клавиатурой, в нормальной жизни она работала офисным служкой, но любила выбраться за город, поискать воображаемую стрелу, - Нас потом никто не заставляет идти в офис, завтра воскресенье.