Вспомнив о нём, Фридрих вспомнил и о своём дневнике и решил, что сегодня обязательно допишет свою историю до момента встречи с этим «молодым» подонком, хоть это и был самый тяжелый момент в его жизни, воспоминания о котором вызывали животный ужас, чувство безысходности и, конечно, боль, рвущую сердце на части. Это и не мудрено, молодой человек лично организовал гибель детей и жены Фридриха. Чувства, связанные с воспоминаниями о встрече с убийцей-кровником, сгубившим самых родных, его жизнь, его продолжение, его радость, тех, кто был … – невозможно выразить вербально-символьным языком, сомнительно, что вообще возможно выразить.
С такими мыслями он лежал в постели, когда снова обратил свой взор на руку, торчащую из стены над письменным столом. Повернувшись на бок, спиной к столу со стопкой писчей бумаги, он закрыл глаза. Лист писчей бумаги из стопки скользнул под перо, удерживаемое рукой, торчащей из стены. Рука зашевелилась, на листе стали появляться строчки:
«Появление Вильгельма и Фридриха в этой грандиозной пещере, названной Traumpfalz, стало причиной невероятного воодушевления местных жителей. Хотя правильнее считать Траумпфальц полостью, в которую пробили туннель, соединив, таким образом, эту полость с внешним миром. Так вот, появившись там, Фридрих сразу включился в работу, в которой паладины видели спасение их маленького мира. А Вильгельм стал создавать видимость бурной деятельности, возясь вокруг законсервированного аэротенка. Тем самым отвлекая внимание «Сынов Локки» на себя, но внимания не было. Вообще «Сыны Локки» не делали запросов, чтобы их пустили для проведения осмотра, а по-другому попасть в пещеру они не могли. Они предоставили возможность паладинам решить проблему, которая могла негативно повлиять на добычу золота, и умыли руки. Время шло. Более близкое знакомство с людьми, живущими в подводной пещере, стало нравственным и культурным шоком для толерантных европейцев, которыми были друзья, особенно Фридрих.
Поначалу общество паладинов в восприятии Фридриха было похоже на описываемые в литературе племена первобытных полинезийцев, только образованных. Его крайне раздражало лёгкое, даже по меркам свободной Европы, отношение к сексуальным контактам по принципу: если нельзя, но очень хочется, то можно. Никто никого здесь не осуждал за мимолётные порывы чувств и страсти. Конфликты на почве ревности решались просто: люблю себя, тебя, её, его – всех люблю на свете я, это – родина моя. Одним словом, у меня большое сердце, крепкие гениталии и не кровь течёт в моих артериях, а коктейль из гормонов и стимуляторов.
В глубине скал находились несколько блоков закрытых помещений, что-то типа развлекательных центров, где бассейны и сауны занимали половину площадей. Так вот там часто можно было наблюдать оргии. Участвующие в оргиях вели себя достаточно тихо и обособленно, и даже смущались когда кто-то посторонний входил в помещение, но не настолько, чтобы визжать и хвататься за полотенца, пытаясь за ним скрыть свой срам. То, что происходило там, было дико людям извне, каковыми были Фридрих и Вильгельм. Возможно, определённую роль в обыденности для аборигенов фактов коллективных сношений сыграла закрытость их мира. Думаю, паладины Траумпфальца в каком-то смысле считали себя одной большой семьёй, а в семье, как известно, не без урода. И потому часто со стороны выглядели слегка мерзковато, особенно с непривычки.
В этих, уже упомянутых помещениях, кроме секса, было много музыки и танцев. Почти все поголовно либо неплохо пели, либо сносно играли на музыкальных инструментах, у них даже были звёзды местной эстрады. Вообще, было странно наблюдать, перемещаясь по комнатам, как рок-н-рольная вечеринка соседствует с меланхоличным блюз-бэндом и оргией, происходящей в помещении смежном с бассейном.
Кроме того в пещере можно было услышать с десяток языков мира, в основном это были европейские языки. Как позже выяснилось, паладины пытались сделать официальным языком общения немецкий. У них была мечта, что данный палатинат станет одним из многих. И это множество они назовут «Четвёртым Рейхом». Это будет империя, населённая людьми со свободной волей, которая одним своим существованием изменит траекторию развития всего планетарного общества. Но мечта разбилась о «Сынов Локки». И хотя немецкий учили все и хоть как-то могли на нём изъясняться, языком рабочего общения стал английский. Это было логично, его неплохо знали почти все. Паладины приняли это как факт – раз так проще, значит, пусть будет так. Но стало общепринятым изучение нескольких языков, потому двуязычность и даже свободное владение тремя языками стало нормой.