Восторженные аплодисменты проводили танцоров в темноту, когда композиция завершилась. Но это было не всё. Пианист ударил по клавишам — танго. Я вновь поймала на себе взгляд Меделин. Без Джека рядом он царапал жёстче.
Тот же танцор в маске вышел на середину помоста. Гибкий и резкий, как тореадор. Почему один? — удивилась я и тут же прикусила язык. Танцор направился к столам, точнее… ко мне, сидящей не первой к проходу, но довольно близко. Отрывистые аккорды рояля подхватил аккордеон, и оркестр. Танцор остановился передо мной и протянул руку. Меделин встала и сказала в микрофон:
— Поприветствуем нашу гостью из России — Александру Лозанину!
Мурашки пробежали по моей спине. Все взгляды устремились на меня. Растерянность длилась четверть такта, а затем я подала руку мужчине в маске. И встала.
Танго? Значит, танго!
Не по себе было ощущать кожей ладонь чужого мужчины, в которую легли мои пальцы. Но я тут же расправила плечи. Все смотрят!
«Ничего не говори! Ничего не думай! Ты должна почувствовать ритм и партнёра!» — громко в памяти прозвучали слова Аллы Игнатьевны из балетной школы. Локоть на уровне плеча партнёра, ладонь выпрямлена и напряжена. Вторая рука в руке танцора. По позвоночнику ось, будто натянутая струна, а в бёдрах — свобода.
Люди за столом начали хлопать в такт.
Танцор повёл. Я поддалась. Я — на сцене! Аккордеону вторила скрипка.
Классика Аргентины: шаг вперёд и накрест, первый променадный поворот, прогиб. Каблук, подушечка, снова каблук — чёткие точки аккордов, плечом вперёд. Резкий поворот головой, словно пунктир подбородком. Медленное проседание с вытянутой ногой.
Кажется, танцор удивлён. В прорезях маски — интрига. Но я не позволю себе ничего лишнего, хоть танец и требует. Танцор выбросил вперёд руку, раскрутив меня на внешний поворот. Внезапно другая мужская рука, гораздо крупнее и твёрже перехватила мою свободную ладонь. Я обернулась — Джек!
Он сбросил пиджак, оставшись лишь в рубашке. Танцор выпустил мою ладонь. И с головокружительным поворотом я оказалась вплотную к Джеку. Глаза моего корсара сверкали. И он повёл, как профессионал, по узкому помосту прямо в центр. Шепнул:
— Не бойся!
И я больше не стала сдерживаться. В ритме танго мой любимый мужчина заставлял меня отступать назад и падать на прогиб. А затем закружил так, что мои ноги не касались пола — полетели над ним: правая полусогнутая, левая выпрямлена. Хлопки зрителей заглушали оркестр. В глазах корсара — огонь. В моём теле — гибкость и сопротивление.
Танго — это плохо сдерживаемая страсть. И мне отчаянно захотелось Джека прямо сейчас и здесь. Потому что тут мы были на месте — в чётком рисунке танца, а не за столиком с надетой улыбкой на лицах. Мы — южане, вынужденные притворяться приличными. Мы!
Горячие ладони Джека на моей талии говорили: «Мы!» И глаза, и лицо, и запах. Мы — это мы! Хоть в светском обществе, хоть в спальне! Мы!
Джек снова закрутил меня и в танце посадил на своё бедро. Музыка оборвалась. Из-за столов полетели овации и крики «браво». Мы с Джеком тяжело дышали. И улыбались.
Джек попросил микрофон и, обняв меня за талию, сказал:
— Спасибо! Спасибо за аплодисменты! Я, Джек Рэндалл, безмерно горд и счастлив представить вам мою будущую жену Александру! — и поцеловал меня в губы.
А Меделин… К чёрту Меделин!
Глава 7
Танго! Боже, теперь я буду любить танго всю жизнь! А ведь раньше этот танец был самым нелюбимым из всей программы бальных танцев! Да и получался не очень… Но здесь оно внезапно сделало меня звездой, поставив акцент: каблук, подушечка, каблук и бац! Мы с Джеком всем интересны! Но нам это было уже не важно. Под овации и поздравления мы сели за стол и посмотрели друг на друга, не замечая остальных.
— Так было задумано?! — спросили одновременно друг у друга.
Моргнули. Рассмеялись.
— Ты вышел, чтобы…?
Джек замотал головой.
— Нет. Увидел, как этот хлыщ тебя крутит, возмутился. Но, балерина, твоё платье — идеальное для танго. Специально? Ты подготовила номер?
Теперь я замотала головой, смеясь.
— Нет. Только интуиция! Ничего кроме…
— Хорошее качество для жены бизнесмена, — донёсся до нас голос Рупперта Коннен-Стоу.
— Удивительно, как танцовщица оказалась ассистентом. В России в кризис не было ангажемента? — усмехнулась Меделин.
Взгляды за столиком с изумлением обратились к королеве. Грубо. Даже для неё. Потеряла контроль?
— Отчего же танцовщица? — со спокойной улыбкой парировала я. — Конечно, я менее чем на четверть принадлежу к аристократии, однако традиции хорошего воспитания до сих пор передаются по женской линии. Я училась в балетной школе, музыкальной — по классу фортепиано и вокалу. В обычной — в классе с углублённым изучением математики. А университет закончила с дипломом лингвиста.