Она подошла к открытому сейфу и вытащила оттуда документ.
– Ты хотел знать моё настоящее имя, – Снежок бросила его передо мной на стол. – Вот, читай.
Это был паспорт. Причём не российский. Я открыл его и прочитал имя обладательницы, написанное латиницей:
– Анастасия Хурушева?
– Анастасия Урышева, – поправила она.
– Почему паспорт испанский?
Она грустно улыбнулась, вернулась к минибару и выпила из горлышка ещё одну бутылочку:
– Потому, Серёженька, потому. Пока ты сидел, я вышла замуж.
Ни хрена себе новость! Я в оцепенении зацепил рукавом ложечку, и она нервно зазвенела, прыгая по полу.
– Как?
– Вот так.
– Значит я с тобой твоему мужу успел рога наставить? Непростая ты, Настенька девушка. Ох, непростая. Шустрая больно. Умеешь людьми пользоваться.
В моей голове эта новость напрочь отказывала укладываться.
– Так получилось.
– Получилось? – на меня нахлынули злость и негодование. – Но, а я тебе зачем? Опять для прикрытия понадобился? Или у тебя один для души, другой для тела, третий для кошелька?
Она попробовала меня обнять:
– Ты всего не знаешь. Выслушай меня.
Но я не хотел её слушать. Мной вновь завладели тюремные самовнушения: «Брось её. Она тебя заведёт в омут. Счастья с ней не будет!»
– Да пошла ты, знаешь куда? Видеть тебя больше не могу.
Два пальца в рот
И я ушёл, громко хлопнув дверью. К матери ехать не хотелось, хоть убей. Мне было стыдно перед ней. Её укоризненный взгляд, говорящий: «Что ты творишь сынок?» – смотрел на меня изнутри моей бестолковой головы мудрыми, любящими, материнскими глазами. Есть сто сорок восемь русских способа уйти от стресса. Первый – напиться. Второй – нажраться. Далее: наклюкаться, накиряться, накеросиниться, набузыриться, набубениться, нализаться, налимониться, назизюкаться, налакаться, нарезаться и т.д. Я выбрал №37 —набухаться. Всю ночь я вёл героическую оборону от осаждавшего меня стресса в квартире Воробьёва и плакался дружку в жилетку. Он с видом опытного товарища утешал меня, непрерывно наполняя рюмку. Только иногда Серёга вздыхал и приговаривал, типа: «Ну, ты даёшь, Федот! Никогда не думал, что ты способен такое отчебучить». К вечеру следующего дня запал обиды закончился, и я снова приехал в гостиницу. В номере никого не было. Я оставил записку: «Прощай! Раз ты не хочешь жить моей жизнью, живи своей. Больше не желаю тебя видеть. Сергей». Выложил все деньги из рюкзака, карточки и айфон, подаренный Снежком. В голове вертелась блатная песенка: «Мурка, Маруся Климова, прости любимого… Прощай, Мурка! Прощай!» Но только я сделал шаг к входной двери, как она распахнулась. В дверях стояла Анастасия, жена некоего Урышева. Так я съязвил про себя. Снежок грустно посмотрела на меня и освободила проём. Я шагнул на выход, но она вцепилась в мою руку:
– Может, ты всё же выслушаешь меня? Это же не трудно, выслушать человека?
Надо было сразу уходить, но где-то внутри сердца защипал уголёк, и я остался.
– Я не люблю его! – на глазах её проступили слезинки, а голос был взволнован. – Это вынужденная свадьба.
Эта новость вызвала на моих губах язвительную улыбку. Она продолжила:
– Он, этот Урышев, имеет обширные связи в силовых структурах. Нас всех повязали. В этом московском банке, который был под той квартирой, хранились его деньги. И вообще – это его банк. Сначала Урышев потребовал вернуть всё, что мы взяли. Но так получилось, что он запал на меня. В конце концов решили, что если я выйду за него замуж, и Стэлс отдаст ему половину добычи, то он навсегда от нас отстанет. В противном случае, этот гад обещал, что мы будем гнить на зоне по максимальным срокам. Вернее, что я буду гнить в тюрьме, а пацаны – в могиле.
В принципе, ничто из услышанного меня не удивило. Это закономерный финал, о котором я столько говорил Снежку – так называть её мне было привычней. Сколько верёвочке не виться, конец обязательно будет.
– И что теперь? – выдавил я из себя. – Ты хочешь, чтобы мы встречались в твои редкие наезды на родину? Это тебя устраивает? Или…, – мне в голову пришла мрачная мысль, – это была твоя прощальная гастроль?
– Да перестань, ты! Сядь! Сядь, я сказала!
Я сел.
Она присела на диван рядом со мной и страстно обволокла меня своими нежными, мокрыми от слёз поцелуями.
– Дурачок, я только тебя люблю. И буду всегда любить. Я хочу, чтобы ты мне помог выбраться из этой трясины, – Снежок, она же Настя, она же Маруся Климова, отстранилась от меня и посмотрела прямо в глаза: – Помоги мне! Ну, помоги мне! – практически прокричала она.