Я злился на себя, не зная кого винить в собственной тоске. Впрочем, чего там знать? Это Воробьёв виноват в том, что жизнь меня закрутила триста раз вокруг своей оси и пустила в свободный полёт в бездну по смазанной солидолом наклонной плоскости. Да, Воробьёва я тоже обязательно поминал в сердцах, вслед за приятными воспоминаниями детства. Я стал тосковать о матери, сестре, Питере и даже о всей России. Нет, нет, правда. Я понял всем своим покусанным «госпожой разлукой» сердцем, что такое ностальгия. Меня стало бесить в этой испанческой земле всё. В конце концов я пришёл к тому, что моя напарница по ограблению банков меня тоже стала раздражать. Мне с ней было хорошо в постели. В горячих объятиях забывалось обо всём. Но днём всё переворачивалось кверху дном. Я даже не мог найти с ней общую тему для простого человеческого разговора. Кроме денег в этом мире её, как мне тогда казалось, ничто не интересовало. Мы стали часто ругаться и как следствие в один прекрасный день мы с ней рассобачились вдрызг.
На дворе стоял жаркий испанский май. В этот день я проснулся в жуткой духоте, злой как собака. Снежок сидела в шезлонге на террасе с бокалом вина в руке.
– Ты специально «кондишен» вырубила? – окрысился на неё я, плюхнувшись в соседний шезлонг.
Настя, не взглянув на меня, пробурчала:
– Света нет.
– Долбаная Мальорка, долбаная Испания, долбаный Евросоюз. Всё у них через жопу!
– Какая Мальорка? Какой Евросоюз? Мы живём в самой жуткой дыре, не лучше последних бомжей.
– Судя по тому, что ты с утра бухаешь – мы и есть бомжи.
– Это единственный холодный напиток в доме. Ты же не догадался запастись колой или минералкой?
– Что толку? Электричества всё равно нет. Твари!
– Чем орать и возмущаться, лучше бы занимался легализацией наших денег.
– Наших? – я не выдержал и соскочил с места. – Они не наши!
– Ну, понеслось опять …
– Да! Понеслось! Они не зелёные. Они красные от крови ни в чём не повинных людей.
– Как ты любишь высокопарный слог! Даже тошнит уже.
– Ты сама меня уговаривала наказать Урри. Показывала досье, из которого ясно, что всё это бабло насквозь окрашено кровью, – у меня даже слюни летели изо рта от негодования. – Причём здесь мой слог? А ты…
– Что я? Ну что? Говори!
– А ты как, последняя тварь, их присвоила. На уме только деньги, деньги, деньги! Блин! Как так можно жить?
– Что ты орёшь? Что ты сделал? Что ты для меня сделал? Что ты для нас сделал за это время? – она соскочила с шезлонга и уставилась на меня злым взглядом. – Не мужик! Тряпка!
– А ты! У тебя вместо сердца кошелёк. А вместо мозгов в голове мелочь бренчит.
Звонкая пощёчина зажгла мою левую щёку. И тут я явно переборщил:
– Потаскушка бандитская!
Настя убежала в дом и выскочила оттуда через пару минут с сумочкой и ключами от машины. Я сделал контрольный выстрел:
– Давай! Давай! Куда ты денешься? Бабло твоё здесь на солнце жарится. Вечером вернёшься к своим любименьким.
Двигатель взревел оборотами и автомобиль рванул с места, выбросив из-под колёс камушки и дымок сожжённой резины.
Я же, психанув, окончательно для себя решил всё бросить к едрене фене и возвращаться домой в Питер. Сначала мне хотелось просто взять денег на билет и улететь в Россию. Но в последний момент я откорректировал эти планы. С каких щей я буду оставлять этой своей очумелой подруженции такую кучу бабла? Так я размышлял, ещё не отойдя от скандала. Половина – моя. Пусть не по чести, а по понятиям, но моя! Я решил, что имею полное право забрать свою долю в Россию. Думаете, что это жадность меня поглотила с потрохами? И все мои предыдущие такие правильные слова – это оправдание поступков слабого, но уже испорченного человека? Вот и не угадали. Как известно, настоящий мужчина должен сделать в своей жизни три вещи: посадить дерево, построить дом и вырастить сына. Ни того, ни другого, ни третьего я на тот момент не исполнил. Поэтому решил раздать свою долю самым бедным российским пенсионерам. Нет, правда, правда. Я так твёрдо решил. И это меня даже как-то успокоило. Ко мне вернулось присутствие духа. Я перестал ныть и метаться в четырёх стенах. Почему пенсионерам? А кому ещё? Кто им ещё поможет? Все заточены только на то, чтобы содрать со стариков последнее. Чуть ли не год я страдал от того, что стал богат деньгами, сворованными именно у них – у поколения пенсионеров. Да, это были мелкие крошки со стола всех олигархов, нагревших руки на доверчивых, невинных гражданах огромной страны. Но даже эта мелочь для самых обделённых моих сограждан была бы не лишней.