— Ты выглядишь так, словно тебе хочется спать, — сказал Вацлав, и дежурный сразу сменил стойку «смирно» на положение «вольно» и откинул автомат назад.
— Товарищ подполковник, Франта Черни, например, может прохрапеть свои два часа. А я сегодня вообще не спал.
— Заботы?
— Куда там! Фазаны, товарищ подполковник. — Второй глаз тоже проснулся, и на дежурного нашло вдохновение: — Едва рассвело, как эти сволочи нарушили всякий покой. Кричали здесь повсюду, как скоты. А вечером! Уже на улице темень, а они все кричат!
— А белки?
— Целая стая. Но те хоть не орут…
Аэродром протянулся в длину и ширину на километры, и там, где на его территории росли деревья, частенько появлялись белки и фазаны. Там, где есть лебеда, чертополох, низкий кустарник и лопух в местах свалок, всегда можно обнаружить фазанов. Сюда, в место рева и свиста двигателей, пыхтения пламени, они собираются со всей округи из-за ничем не нарушаемого спокойствия и удобства: еще ни один самолет не повредил фазана, а людям здесь не до них. Их крики действительно напоминают язвительный хохот.
Не успел Вацлав отойти от КПП на десять шагов, как услышал за своей спиной топот и оглянулся. Дежурный поднял шлагбаум, под которым по асфальтированной дороге пробегает капитан Мартинек в спортивном костюме. Он машет рукой вместо приветствия улыбающемуся дежурному и Вацлаву и бежит дальше.
Мартинек — лихач! Лихачом называют его и командиры, и повара. Он живет в районном центре в четырнадцати километрах от аэродрома. Когда ему хочется — а такое бывает два раза в неделю и зимой, и летом, — он бежит на работу на своих двоих. Вацлав видит, как размеренно мелькают его тапочки, смотрит на его костлявую, немного сгорбленную фигурку и представляет его лицо с галчиным носом и девичьими губами. Он ловит себя на мысли, что завидует Мартинеку. Завидует его открытому характеру, неуемной энергии, легкости, с которой Мартинек покоряет небо, завидует его энергии и даже неудачам и срывам, из-за которых в тридцать пять лет он еще ходит в капитанах.
Как же это было в том, шестьдесят пятом году? Он влетел в грозовую облачность и словно попал в мыльную пену, Несколько секунд растерянности… Что значат сейчас односложные возгласы людей на земле, когда вокруг тебя беснуется водопад, когда вокруг тебя извиваются молнии и ты не знаешь, где земля, а где небо?! Для следующих секунд хорошо только то, что от земли, которая тверда и которая так любит все притягивать к себе, тебя отделяет еще тысяча метров. Стало быть, время пока есть. И вдруг, как это часто бывает в воздухе, вокруг тебя спокойствие, мир, а над тобой синее небо. Куда же тебя занесло теперь, капитан Лихач? Внизу земля. Но чья это земля? Каждая ее пядь кому-то принадлежит. Слава богу, внизу Влтава. Однако непорочная Влтава не виновата в том, что она течет с юга на север, как и Рейн. Слева и справа покачивают крыльями два «старфайтера» с черными крестами на фюзеляжах. Сдайся, капитан Мартинек, они ведь способны понять, что гроза не разбирается в политике. Сдайся, но держи ухо востро. Он отвечает: «Хорошо, я заблудился, враждебных помыслов не имею, ведите меня». Взлетно-посадочная полоса аэродрома бундесвера уже освобождена, они ожидают важного гостя. Лихач идет на посадку. С запада на восток. Он хорошо знает, что сопровождающие его самолеты еще сделают несколько больших кругов, прежде чем им будет разрешено пойти на посадку. Один круг — километров, пятнадцать, не меньше. Хватит ли этого? В ста метрах над землей Лихач дал полный газ, и, прежде чем хозяева опомнились, он на своей любимой девятнадцатой был уже над Шумавой. А потом, когда Мартинек установил связь со своими, он немного изменил курс и пролетел над своей родной деревней, что недалеко от Сунище, да так низко, что в домах все стекла повылетали.
А что делать командиру? Представить летчика к награде или наложить взыскание? Он предпочел не выдвигать Мартинека на присвоение очередного звания. А голубые глаза Мартинека будут и дальше оставаться невинными, как тень под каштаном.
Так в чем же, собственно, он завидует Мартинеку?