— Ну давай заходи, Войтеш. Сначала мы немножко поговорим.
Почтальон Войтех Кабоурек — личность прямо-таки удивительная или курьезная. Ему уже почти восемьдесят, и по профессии он учитель. Всю жизнь он учил в Бржезанах, был учителем и Якуба Пешека. Когда же в семьдесят лет его после продолжительной волокиты все же отправили на пенсию, он неожиданно быстро начал хиреть. Через несколько месяцев он был почти при смерти. Тогда Кабоурек решился на отчаянную попытку вгрызться остатками своих зубов в жизнь. Он нанялся на службу помощником почтальона. С того времени вот уже пятый год он обходит Бржезаны и два соседних села, по три километра ежедневно. Войтех женился на своей бывшей ученице, шестидесятилетней вдове, которая готовит ему любимые кушанья. Он выпивает перед сном две рюмки тминной водки и молодеет.
— Я говорю, несу тебе телеграмму.
Он прошел на кухню, снял свою пожелтевшую соломенную шляпу и положил телеграмму на стол рядом с костяным мундштуком Якуба. Затем сел на стульчик у плиты и начал почесывать Лесана за ушами.
— Телеграмма? От кого?
— Вацлав…
Нет, ни одно оружие против телеграммы не поможет. У Якуба тряслись руки, когда он хриплым голосом читал телеграмму. К счастью, в ней оказалось только несколько слов:
«К вечеру приеду, никуда не уходи. Вацлав».
Якуб отдышался. Он хорошо знает, что телеграмма, и именно от Вацлава, может содержать неприятное известие. Слава тебе господи, ничего страшного не случилось, он здоров. Но зачем тогда эта телеграмма? Вацлав никогда не писал напрасно.
— Не знаешь, что бы это могло значить?
— Кто же тебя, дедушка, учил читать? Это означает, что Вацлав приедет к вечеру и ты должен быть в это время дома. — Якуб сердито дернул плечом. — Наверное, он тоже слушал твое выступление. — Кабоурек уже давно не считает нужным сглаживать свои высказывания или делать к ним плавный переход. — Ты совершил отменную глупость.
— Ты слышал?
— Да.
— И по-твоему, это было глупостью?
— По-моему, нет. Мимо меня эти вещи скользят как вода по камню, обросшему мхом.
— Так для кого тогда?
Кабоурек засмеялся:
— Пан заведующий прямо фехтовал печатью, и, если бы ты в то время оказался у него под рукой, он тебя проткнул бы ею.
— Тот, пожалуй, да…
— Ладя Цвекл кричал на всю пивную, что проучит тебя.
— Этот тоже может. От него, трактирщика, такое слышать не удивительно. А кто был еще в пивной?
— Я точно не знаю. Новый учитель, — так Кабоурек называет его уже девять лет, — полагает, что речь идет об абсолютном непонимании смысла времени…
— А почему ты говоришь, что я совершил глупость?
Кабоурек посерьезнел, задумался и перестал чесать Лесана. Тот оглянулся и облизал ему все пять пальцев.
— Мы уже старые деды, Якуб… — Он не стал договаривать: Якуб его хорошо понял.
— Я буду говорить до тех пор, пока я жив! Деды! Ты, может, и дед. А я еще кое на что способен!
— Я верю тебе. Только уж очень они озлоблены. — Он встал. — Пойду.
Они быстро распрощались. Трактирные речи и действия заведующего почтой Якуб выбросил из головы. Солнце уже висело над кривой сосной, росшей на склоне холма. Надо было подумать о том, как встретить Вацлава.
Так было заведено: если приезд Вацлава оглашен, Якуб обязан подготовить встречу. Грибков на столе не будет. Этим летом на них неурожай. Ползать по противоположному склону и собирать землянику, которую Милена очень любит, Якубу не хочется, а малина растет далеко.
Как будто сегодня ему был отмерен каждый шаг.
Как будто вообще все шаги ему уже были отмерены.
Такие мысли время от времени посещают каждого человека. Для молодого они могут послужить толчком, а для старого — горькой расплатой. Якуб никогда не уклонялся от таких мыслей, и как бы ни была горька его расплата, а он принадлежит к тем обычным людям, которые лучше помнят то, что им не удалось. Говорят, человек умирает, а дело его остается. Ну а что, если человек остается, а дело его рушится?
В такие моменты в голову может прийти все что угодно.
Что, если вытащить свою браконьерскую винтовку? Не помешало бы жаркое из испуганной косули. Что бы по этому поводу сказали пан заведующий почтой и Войтех Кабоурек? Что Якуб снова браконьерствует?
Когда же он стрелял последний раз?
В голове у Якуба словно под дуновением ветра чехардой понеслись годы, события двадцативосьмилетней давности. Тот вчерашний день, чистый и точный, как гравировка по стали, не пожелтел еще до сих пор.