Майор с некоторым сомнением в голосе проговорил:
— В полку?.. Но там товарища подполковника нет. Я потому и решился приехать сюда. Извините… — С этими словами он собрался уйти.
— Как нет? Проходите, я сейчас вам его разыщу. Мы еще посмотрим! — Милена иногда с удовольствием играла роль решительной жены.
Однако, пригласив майора посидеть в кресле и поставив перед ним рюмку и бутылку водки, она вдруг ощутила тревогу. Вацлава нет ни дома, ни в полку! Значит, случилось что-то неожиданное, серьезное и плохое. Только в таких случаях Милена ничего не знает о Вацлаве. Это одна из их добрых старых привычек: насколько возможно, всегда говорить друг другу, куда уходишь, где находишься, когда вернешься домой. Вацлав однажды в шутку назвал это практической реализацией формулы о том, что свобода является осознанной необходимостью.
Набрав по телефону привычный номер, она через минуту сообщила майору:
— Он ушел из полка примерно час назад. По-видимому, пошел в город навестить в больнице капитана Мартинека.
Взглянув на телефон, Милена почувствовала облегчение: главное, что с Вацлавом ничего не случилось. Ефрейтор Полачек сообщил об аварии «дельфина».
— Видно, мы с Вацлавом где-то разминулись, — произнес майор.
Милена налила рюмочку и предложила майору выпить:
— Вам можно: вы не летаете. А у нас такая бутылка стоит по полгода.
— Что, Вацлав воздерживается?
Милена улыбнулась, вспомнив, как на прошлый Новый год — тогда Вацлаву дали полных два дня отдыха — они гуляли после полуночи по городку и Вацлав у каждого, кто выглядывал из окна, выпрашивал огурчик закусить.
— Какое там! Но он подсчитал, что каждая минута полета стоит десяти часов полной трезвенности.
Майор Винарж сочувственно покачал головой, пригубил водку и спросил:
— А вы откуда знаете, что я не летчик?
— Потому что я вас не знаю.
Каждого нормального мужчину такая логика должна бы рассмешить. Но у майора была особая профессия, поэтому он взглянул на Милену с удивлением. Ему хотелось, видно, еще что-то сказать, но он заметил, что Милена пристально смотрела куда-то вверх.
Взглянув в, ту сторону, майор увидел, что на стене — вырезанные с фотографии лица, к которым примитивным образом подрисованы тела с крылышками. Даже человек с фантазией не сразу скажет, что там изображено: птицы, призраки, самолеты или летучие мыши.
— Что вы не летчик, я узнала не только по вашей форме, но и по тому, что не нашла вас на том снимке.
Майор внимательно посмотрел на Милену. «Сажает меня в кресло, ставит водку и еще устраивает экзамен», — подумал он.
— Мы действительно знакомы с училища. Но на этом снимке меня не могло быть. Училище я не окончил, поэтому и не стал летчиком. Но этих ребят я могу вам назвать.
Он начал перечислять, начиная с верхнего ряда, но выяснилось, что он переоценил свою память: пять фамилий не мог вспомнить. Но каждому он дал краткую характеристику. Окончив, майор удовлетворенно улыбнулся. Милена тоже была довольна — проверка получилась отменной. После этого она спросила:
— Товарищ майор, а зачем вы, собственно говоря, к нам прибыли?
И тут майор подумал, что он совершенно ничего не знает ни о Вацлаве, ни о его жене. Ничего, абсолютно ничего. Ведь если сегодня, 19 августа 1968 года, сказать о ком-нибудь, что он коммунист, разве это что-то объяснит?
Он смутился, не зная, что ответить, на что решиться. Старое чутье подсказывало ему, что Вацлав остался таким же, как и Якуб. Перед Винаржем внезапно разверзлась чудовищная пропасть неопределенности человеческих взаимоотношений. Пауза слишком затягивалась, и он, глядя в глаза Милене, сказал:
— Я пришел навестить старого друга по училищу, и больше ничего.
Несколько секунд было выиграно.
Как узнать, что в конце концов является решающим фактором. Ведь некоторые люди, в течение многих лет считавшиеся неустойчивыми, незаметными, выполняют партийные поручения как не самую приятную обязанность. А теперь даже они отвергают этот разгул дезинформации. Те же, кто не находит сил отвергнуть его, выражают сомнения и следят за тем, как бы не клюнуть на приманку. Но есть и такие люди, кто в течение многих лет были прочной опорой партии, а теперь вдруг все забыли. Призрак так называемого чехословацкого «свободного социализма с человеческим лицом» превратил их в безвольное «болото». Есть люди, которые начинают волноваться, когда им приходится расписаться у почтальона. За всю свою жизнь они прочитали, может быть, пару книг, но зато четко, пусть и упрощенно, представляют смысл происходящих событий и ведут себя в полном соответствии со своими представлениями. Встречаются и такие малообразованные люди, которые ни в чем не разобрались и пускаются в авантюры, думая, что им все ясно. Другие всю жизнь поддерживают марксистско-ленинскую теорию, но тем не менее слабо разбираются в происходящих событиях, в то время как иные люди с образованием понимают суть событий и ведут себя в полном соответствии со своими представлениями. Вот почему трудно сказать, какой критерий является решающим при оценке того, кто какую позицию займет. Тут не играют роли ни классовый принцип, ни степень образования, ни положение в обществе, ни прошлое, ни взгляды того или иного человека на будущее.