Майор Винарж отлично понимает, что силы, развязавшие всю эту отвратительную кампанию и дирижирующие ею, имеют предельно ясные классовые позиции. Профессиональное чутье, доступ к важным документам и круг друзей уже давно позволили ему сделать неоспоримый вывод: речь идет об атаке против революции. И сейчас он об этом не думает. Приходится размышлять над вопросом: какова та причина, та сила, которая толкает в лагерь правых людей, искренне верящих в то, что они борются за социализм, и какова причина, заставляющая стоять людей на левых позициях с той же верой в дело социализма?
Майор смотрел на Милену, на живого человека, сидящего перед ним на расстоянии вытянутой руки, на человека почти незнакомого, и с удивлением думал, как архисложно все-таки устроены люди. Это особенно чувствуешь в такие, как теперь, дни. Он подумал, как тяжело будет работать с людьми потом и как смешно и мелко будут выглядеть те люди, которые попытаются работать с народом и вести его за собой, хотя в силу различных причин сами оторвались от народа. Решающее значение не может иметь какая-то одна жилка или нерв. Решающее значение имеют все жилы и нервы, мозг и желудок, кости и мышцы — словом, все в человеке. Только все, вместе взятое, определяет жизненную позицию человека.
Майор почувствовал головокружение.
А Милене казалось, что между ними находится некий непреодолимый барьер. Она продолжала спокойно сидеть, углубившись в размышления о причине своей нервозности и возбуждения. Это всегда помогало ей успокоиться. Как бы невзначай она долила рюмку майора. Но тот вдруг встал и, извинившись за вторжение, начал раскланиваться.
— Что сказать Вацлаву, когда он вернется?
— Я завтра приду к нему.
Когда захлопнулась дверь, Милена обнаружила у зеркала записку Вацлава. Чувство тревоги еще больше охватило ее, и она позвонила ефрейтору Полачеку.
От него она с изумлением узнала обо всем: о выступлении Якуба по радио, о поездке Вацлава к отцу, о приезде двух майоров. Полачек лишь не мог сказать, где сейчас находится подполковник Вацлав Пешек.
Милена пожалела, что поддалась днем легкомыслию. За каждый миг счастья человеку приходится сурово расплачиваться…
А майор Некуда отказался ночевать в полку, хотя ясно дал понять, что на следующий день намерен продолжать свою работу.
Он уехал в областной центр, чтобы переночевать у знакомого капитана.
А причина была одна — сорокапятиминутный разговор с Прагой. С кем он говорил? Об этом не узнал даже капитан, оставивший его в комнате наедине с телефоном.
Вацлав вернулся домой примерно через час после ухода майора Винаржа. Ефрейтор Полачек испытал угрызения совести, когда Вацлав зашел в канцелярию. Полачек ведь уже сказал сотруднику госбезопасности, а позднее и супруге подполковника, что он якобы ушел. Чтобы как-то загладить вину, ефрейтор предложил отвезти Вацлава домой. (Он забыл, что, хотя Вацлав и пришел рано утром пешком, его «шкода» уже давно стояла возле штаба.) В ту минуту самое приятное для Вацлава было бы пройтись до дому пешком, чтобы немного прийти в себя после такого нелегкого денечка.
Ему удалось по приезде сосредоточиться только на одном вопросе, который он задал жене прямо с порога: что оказал врач?
В конце концов, сейчас лишь этот вопрос имел какое-то значение.
Но как это часто бывает, когда муж задает жене один-единственный вопрос, она сразу же забрасывает его сотней своих. Про врача она ответила коротко, что есть надежды. Сама она уже глубоко прочувствовала все это, к тому же в ее возбужденном состоянии трепетное волнение перед таким счастьем оказалось сильнее, чем она ожидала. А затем Милена засыпала мужа вопросами: про дедушку Якуба, про катастрофу «дельфина», про майора Винаржа, про то, где Вацлав был сейчас, если ушел давно из части, почему ничего не сказал…
— Это… целая… программа!
И это было все, что Вацлав смог ответить, переодеваясь в прихожей. Милена пошла на кухню готовить ужин. Заглянув туда, Вацлав хотел сообщить ей, что завтра заступает дежурить вместо Мартинека, но промолчал. Он сообразил, что сделал ошибку. Ему следовало бы разложить все по полочкам и рассказать по порядку, если уж сама Милена была не в состоянии размотать этот клубок.