Такие же мысли занимали и Милену. К трем словам, произнесенным Вацлавом с расстановкой и вроде без смысла, не требовалось добавлять ни единого звука. Все им стало ясно: они научились понимать друг друга с полуслова.
Милена поступила так, как обычно делала в подобных случаях: предоставила дело времени. Через несколько минут тучи рассеются и дождь прекратится.
А Вацлав вновь (в который уже раз!) разозлился на себя, как это было, когда он сегодня миновал проходную. Разве справедливо взваливать на плечи Милены даже частицу своих чисто служебных забот? Это было бы просто хамство. Но в то же время он понимал, что супруги, которые живут счастливо, иногда бывают несправедливы друг к другу. Стоит задеть другого за живое, и вроде бы станет полегче. У каждого человека бывают моменты, когда он не в духе, и тогда проще всего сорвать злость на самом близком человеке! Но, как говорится, пока кукушка прокукует, все уже будет позади.
Милена принесла ужин, и за столом Вацлав сказал:
— Завтра после обеда заступаю на дежурство вместо Мартинека.
Она улыбнулась. Объяснение произошло раньше, чем она ожидала. Стало легче. Милена по своему опыту знала, что ее ожидает накануне заступления мужа на боевое дежурство. Когда небо безоблачно и светит солнце или луна, когда стоит полный штиль, Вацлав бьет баклуши: разгуливает по квартире и напевает песенки, берется за никому не нужные дела. На улицу не идет, даже в киоск за газетами не идет — ему нужно отдохнуть и сосредоточиться. Одним словом, все идет хорошо. Зато бывает трудно, когда все вокруг утопает в тумане, сильный ветер валит электромачты или тучи окутывают местность до самой земли. Вацлав тоже распевает, смазывает скрипящие двери, перевешивает картины на другое место, а потом ни с того ни с сего скажет что-нибудь обидное.
Милена долго не могла понять этого, найти связь одного с другим. Она стойко переносила такие моменты. Со временем ей стало понятно самочувствие боевых летчиков. Сидишь часами в дежурной теплушке, пьешь кофе, ждешь второй завтрак, прислушиваясь к охрипшему голосу дежурного офицера и выглядывая временами из окна. За сверкающими фюзеляжами дежурных самолетов просматривается взлетная полоса — кусочек ленты, натянутой среди чертополоха и лебеды, пригодный, кажется, только для детских забав. А дальше ничего не видно — ни горизонта, ни вышки. Видимость — около пятидесяти метров. Если чужой самолет приближается к границе, то занимаешь место в самолете, надеясь на благоразумие другой стороны. В противном случае ты просишь разрешения на старт, и у руководителя полетами прольется не один пот, прежде чем он даст в микрофон команду на взлет. Он знает, как и летчик, что в такую погоду взлететь еще с грехом пополам можно, но как сесть? На запасной аэродром? Там и черт ногу сломит. Тогда на третий? Там можно сориентироваться, но в случае какой-нибудь пустяковой неполадки остается одно — катапультироваться.
Сколько раз в течение месяца Вацлаву приходится смазывать скрипучие двери? Готовясь к разлуке, он хотел бы испытать побольше земных забот. Правда, ему известно, что это неосуществимо, он не склонен к сентиментальности. Но при этом скрещиваются, словно шпаги в поединке, два чувства: любовь к жизни и к Милене и долг идти, если потребуется, на смерть в условиях мирной жизни. Вот почему у него и срываются иногда обидные слова. Значит, сегодня Вацлав вновь накануне дежурства.
Но ведь сегодня на улице нет ни тумана, ни бури, да и завтра погода обещает быть отличной.
Иногда в человеческой душе разыгрывается буря почище, чем в скверную погоду, когда хозяин собаку во двор не выгонит. Человеку некуда податься, он должен сам справляться со своими мыслями.
Только поздно вечером, когда пришло время ложиться спать и день со всеми заботами подходил к концу, Милена почти все рассказала мужу о приходе майора Винаржа, а своем испуге и затруднениях после того, как она иногда не могла найти Вацлава.
О визите к доктору она не стала рассказывать, ограничившись парой слов, произнесенных при появлении мужа. Она также промолчала о том, что купила Вацлаву кольцо с черным камнем.
Вацлав, испытывавший к Милене чувство благодарности за ее спокойный повествовательный тон, в таком же духе рассказал ей о событиях прошедшего дня, постаравшись при этом сгладить все шероховатости, поскольку день кончался и ничего уже нельзя было изменить. Поэтому, пожелав друг другу доброй ночи, оба спокойно заснули.