Пока одни расчищали площадку для костра, другие собирали хворост в ближайшем перелеске. Выбрав пару самых сухих палок и очистив их от коры, один из нас с помощью рубила проковырял небольшое углубление в палочке побольше и положил её на землю. Другой, уперев в углубление конец ещё одной палочки, принялся быстро-быстро вращать её между ладонями, пока из места трения не потянулся еле заметный дымок. Все, столпившись вокруг, одобрительно закивали и начали подкладывать в зарождающийся огонь сначала самые крохотные сухие кусочки травы и коры. Новорожденный огонь требует с собой самого нежного обращения, как женщины обращаются с новорожденным младенцем. Затем его ещё довольно долго раздували и выкармливали корой и травой, пока он совсем не окреп, и только тогда стали класть крупные ветки и охапки сухой травы. Вскоре огонь запылал в полную силу! Мы очень радовались – ведь далеко не всегда огонь появляется на свет жизнеспособным!
В приподнятом настроении мы все уселись вокруг костра, жуя коренья, какие кому удалось найти при сборе хвороста и расчистке места для костра. Жёсткие и невкусные, они теперь нам казались желанной пищей.
Когда совсем стемнело, у нас случилась ещё одна радость: вернулся убежавший мальчик, – пришёл, завидев костёр в степи! Мы посадили его поближе к огню, некоторые поделились своими кореньями. Немного насытившись, мальчик начал говорить, и все его стали слушать. Вообще, взрослые редко слушают подростков – о чем они могут рассказать? У них нет ещё опыта, у них и постоянных имён ещё нет, пока не пройдут инициацию и не станут взрослыми охотниками. Но на этот раз все слушали внимательно о том, как он был один в степи, – не всякий взрослый охотник имеет этот опасный опыт!
Сначала он долго бежал без оглядки от страха, напуганный собственной дерзостью. Затем, поняв, что за ним никто не гонится, упал в траву и почти мгновенно заснул от усталости. Проснулся он уже ночью от холода. Над ним было бескрайнее звёздное небо – он ещё никогда не видел небо таким, да и мало кто вообще видел! Обычно, у костра звёзд почти не видно, они прячутся от огня, и вряд ли кто пойдет ночью в степь только для того, чтобы смотреть на звёзды. А вот он был один, ночью и, несмотря на холод, продолжал наблюдать. Он видел, что, кроме звезд, небо пополам делит небесная змея, она извивалась и клубилась, и была цвета женского молока, каким женщина кормит младенца из груди. Ещё он видел, что некоторые звёзды, не удержавшись на своей головокружительной высоте, стремительно падали вниз. Но вот что напугало его по-настоящему – не ночной холод, не огромная небесная змея и не падение звёзд – он вдруг понял, что все звёзды вместе, всё мироздание движется! И не было ничего незыблемого в небесах! Закончив свой рассказ, мальчик заплакал и сказал, что очень хочет найти хоть одну такую звезду, которая бы стояла незыблемо.
Взрослые переговаривались вполголоса, не зная, можно ли ему верить и, если да, что всё это значит? Затем, поговорив, решили, что есть зато незыблемое на земле: сколько помнят старики, стоят утёсы, – трава исчезает и деревья меняются в зависимости от времени года, и даже солнце идёт по небу по-другому и греет по-разному, – а вот утёсы стоят в степи незыблемо, и к ним всегда можно примостить человеческое жильё, и рядом всегда можно похоронить умерших, и утёсы вечно будут указывать то место…
Наконец, все заснули вокруг костра.
Когда взошло солнце, стоянку огласили радостные крики – вдали над степью кругами парили наши крылатые братья-вороны! Они указывали нам, где пища – и пусть это падаль, сейчас мы рады и такой – и нашим крылатым братьям не впервой выручать нас так в трудную минуту! Мы поспешили к ним. Однако, подойдя к падали, мы поняли, что на неё, кроме крылатых братьев, успели уже слететься и злые духи. Известно, что съев оскверненную ими пищу, получишь проклятие, болезнь и, возможно, смерть. Мы остановились в нерешительности, подстёгиваемые голодом, но удерживаемые отвращением и страхом перед последствиями. Кто-то предлагал изгонять духов огнем, и вообще-то, это действительно работает, однако, судя по запаху, здесь пришлось бы просто скормить огню всё мясо без остатка, чтобы изгнать из него духов. Рассудив так, мы грустно смотрели на наших крылатых братьев, преспокойно пиршествующих падалью – им духи были, почему-то, не страшны! К ним присоединились и более крупные птицы, лысоголовые грифы, – сразу двое из них уселись на труп и не спеша клевали его. И тут один из кабанов внезапно взмахнул копьём и бросил его в грифа. Мы, вороны, ахнули от возмущения и испуга, так как он мог попасть в наших братьев, но, по счастью, – и для братьев и для кабанов – попал действительно в грифа, и, ликуя, бросился за трофеем.