Пока я стоял с д-ром Дани и израильскими войсками, занимавшими первые позиции, мы видели, как по улице с пляжа возвращались сотни женщин и детей. Многие из них возвращались в лагерь. Израильские солдаты спросили, куда идут эти люди. Я сказал, что не знаю. Когда я спросил их об этом, одна женщина ответила, что израильские вооруженные силы разрешили им вернуться в лагерь и они возвращались. Солдаты, находившиеся со мной, сказали, что мы должны их остановить, потому что бой еще не прекратился. Они попросили двух ливанских полицейских встать и останавливать женщин и детей, возвращающихся в лагерь. Обстрел лагеря возобновился.
Во время эвакуации государственной больницы я насчитал на дороге в лагерь, по которой нам пришлось идти, не менее 300 трупов. В помещении для приема экстренных больных, где упал снаряд, было 40 или 50 трупов. Среди моих пациентов, находившихся в больнице, умерли 20 человек. Еще два трупа были в больнице Красного Полумесяца, куда мы пошли после эвакуации государственной больницы. Еще 25 трупов было в близлежащей частной больнице, куда ушло большинство персонала Красного Полумесяца. Я лично видел на небольшой территории нескольких кварталов лагеря и города более 400 трупов. Я не считаю сотни трупов, о которых мне рассказывали медсестры и медбратья, работавшие в моей больнице, или люди, пришедшие позже в больницу Красного Полумесяца для лечения или в поисках своих родственников.
Оказавшись снова в больнице Красного Полумесяца, мы обнаружили, что у нас нет электричества, а без него мы не могли получить воду. В больницу приходили израильские офицеры и техники, даже врачи. Мы рассказали им о наших проблемах. Техники сказали, что починят наш электрогенератор, но этого не сделали.
11 июня были арестованы члены персонала Красного Полумесяца, находившиеся в частной больнице. 12 июня к нам в помещение пришли израильские офицеры и сказали, что весь мужской персонал должен спуститься вниз для проверки личности. В этот момент я оперировал, поэтому мне велели прийти на следующий день, в 10 часов утра, в военный штаб.
В военном штабе я встретился с военным губернатором. Он знал меня по имени, и ему была известна моя репутация. Они знали, что я — канадец греческого происхождения, хирург, работающий в Красном Полумесяце. Меня пригласили принять участие в заседании комитета, в состав которого входило трое израильских врачей и владельцы частных больниц в районе Сидона. Мы обсудили, как лучше организовать медицинское обслуживание населения, какое оборудование и персонал были в нашем распоряжении. Именно тогда я узнал, что во время боевых действий в районе работало всего две группы медиков — наша и группа в частной больнице, где находилась вся оставшаяся часть сотрудников Красного Полумесяца. Третья больница приняла только четырех женщин с родовыми схватками, но отказалась принимать раненых. Остальные десять частных больниц просто закрыли двери.
После окончания заседания комитета мне предложили пройти проверку личности. Эвакуированное население разместили на пляже, где не было питьевой воды, водопровода и канализации.
Мужчин отвели на маленькую улицу; туда же отвели и меня. Там стояло три джипа. В каждом из них сидел человек в капюшоне с прорезью для глаз. Один человек был завернут в одеяло — так, что нельзя было видеть его лица. Рядом с каждым из этих людей сидел израильский солдат. Многих из проходящих мимо людей отзывали в сторону и писали им что-то на спине фломастером на еврейском языке. Нам связали руки и поставили у стены. Человек 10 или 15 из нас отвели в близлежащую монастырскую школу. Прямо у входа там находился маленький дворик, ведший в три классных комнаты. Эти комнаты использовались для допросов.
Ко мне подошел офицер. Он назвался Абу Джорджем и тут же отвел меня в один из классов, где стал допрашивать меня на французском языке. Он уже знал мое имя и был наслышан о моей деятельности. Я рассказал, чем занимался в больнице. В той же самой комнате находились два врача из больницы Красного Полумесяца — д-р Ахмад Субра (ливанец) и д-р Саиф (из государства Бангладеш). Последний был анестезиологом. У обоих на лице были следы побоев. После короткого допроса меня, все еще со связанными руками, вывели во внутренний дворик, там велели сесть, но потом увели на школьный двор.
В школьном дворе находилось 500 или 600 заключенных. Они сидели на земле. Вводили и уводили разных людей, но число заключенных всегда составляло примерно 500 человек. Их держали в очень плохих условиях. Нас окружало 6 или 7 бронетранспортеров и 40 или 50 солдат, ночью освещали прожекторами с бронетранспортеров. В день давали 3–4 чашки воды. Дважды в день на пятерых заключенных делили батон хлеба. У нескольких пленных были завязаны глаза, а нескольких пленных избили, как только привели во двор, перед тем как они сели на землю.