Выбрать главу

— Что ж, — сказал он, — я бы покривил душой, если бы сказал, что не разочарован.

Кирш смотрел на взвихренные коричневые, розовые, красные пятна. Изображенное художником древнее святилище было неразличимо среди этой мешанины красок.

— А знаете что? — сказал Росс. — Я не хочу ее держать у себя. Может, вы заберете?

— Если она вам не нужна… Джойс точно захочет взять.

— Ну, как владелец, думаю, я вправе подарить ее кому угодно. Только не уверен, что у госпожи Блумберг найдется достаточно места, чтобы ее вывесить. Но если вам кажется, что так будет лучше, пусть она пока хранится у вас — потом передадите ей.

— Непременно, — сказал Кирш.

Росс все еще смотрел на картину, как будто пытался разгадать кукую-то загадку.

— Пора двигаться, — сказал он наконец. — Простите, что подгоняю.

— Может ли она по крайней мере отбывать наказание в Англии?

— Попробую это устроить. Но вы уверены, что она туда хочет?

— Я ее не спрашивал, но слышал, у нее есть друзья в Лондоне. Там хоть кто-то сможет ее навещать.

— И вы в том числе?

— Не знаю. Я еще не решил, что буду делать.

Они прошли в столовую. Двое слуг распаковывали коробки, доставали оттуда тарелки, бокалы и осторожно ставили на стол.

Кирш и Росс спустились с крыльца. За катафалком стояла машина с включенным двигателем — их поджидали. Небо было чистое, цвета бутылочного стекла. И хотя такое было маловероятно, у Кирша возникло предчувствие, что собирается дождь.

Они ехали несколько часов, впереди сгущались тучи. Когда они добрались до кладбища, уже лило вовсю. Деревьев, листья которых задерживали бы влагу, здесь не было, и по всему участку, на сколько хватало глаз, растекались мутные желтые ручьи.

Кирш и Росс стояли и смотрели, как гроб с телом Блумберга опускают в могилу.

Росс обернулся к Киршу:

— Я подумал, может, хотите что-то сказать?

Кирш ответил не сразу. Дождь барабанил по непокрытой голове. Он посмотрел на соседнюю могилу. Простое надгробие украшала Звезда Давида, надпись на камне извещала, что здесь покоится Артур Нидерхоффер, 15.12.1886-2.11.1921. Блумберг был последним членом этой колонии.

— Нет, — ответил он Россу. — Нечего мне сказать.

Декабрь

39

Занималась заря, обещая ясный палящий день, и Кирш не мог противиться этому искупительному свету, сплошному белому сиянию. Утренний город манил со всех сторон: над древними стенами, новыми домами и строительными площадками разносился колокольный звон, гнусавое пение муэдзинов, и, словно возвращая воспарившего человека на землю, красочный домашний быт Иерусалима тоже давал о себе знать: женщина на балконе дома напротив вытряхивала клетчатую бело-голубую скатерть, внизу другая женщина несла букет кроваво-красных осенних роз — Кирш подозревал, что она тайком нарвала их в парке на углу и позже пойдет продавать.

Как всегда в последнее время, после возвращения с Кипра, он плохо спал в эту ночь. Мучила совесть, и он долго ворочался в постели без сна. Раз в неделю он навещал Джойс. В первый раз просто сообщил о том, где похоронен ее муж, но в последующие встречи безуспешно уговаривал рассказать все, что знает, иначе ее ждет страшная судьба. Нет, все, что могла, она уже рассказала, ни слова больше — был ответ. Она считала, как понял Кирш, что должна понести заслуженное наказание, и готовилась — так она себе это представляла — провести следующие двадцать лет в тюремной камере, что казалось Киршу совершенно неоправданной жертвой. Все, что от нее требовалось, — сотрудничать со следствием, и тогда все дороги перед ней открыты. В последние недели из-за ее упорства общаться с ней было особенно трудно. Он однажды сказал ей, что не может ее простить, но это была неправда. Она ведь уже произнесла одно имя — «Сауд», осталось хотя бы шепнуть второе — и ее выпустят. Он не мог понять, почему она запирается, откуда такая покорность судьбе. Через неделю, спасибо Россу, ее должны перевести в Лондон — там она и будет дальше отбывать срок.

При первых звуках машин на новом шоссе, которое недавно проложили возле его дома, Кирш ушел с балкона в комнату. Он был не один. Майян, с уже округлившимся животиком, присела над ночным горшком. Встала, поправила подол сорочки и снова улеглась в постель. Кирш сел рядом с ней. Она вытянула руку, положила ему на бедро.

— Как думаешь, мне понравится в Англии? — спросила она.

— Ты любишь дождь и серое небо?

— Да.

— Тогда понравится.

— А если не понравится, мы можем вернуться сюда.

Кирш не ответил. Вместо ответа сунул руку под ее ночную рубашку и погладил тугой живот.

Майян задержала его руку в своей:

— Ты сегодня опять к ней пойдешь?

— Да, надо дать ей шанс.

Майян беспокойно поерзала на постели.

Кирш смотрел поверх ее головы, на серебристо-зеленую оливу за окном. Майян, похоже, снова заснула. Какое-то время он держал руку на ее животе, потом убрал.

Через несколько минут она открыла глаза.

— Она — твоя самая большая любовь? — спросила она.

— Нет, — сказал Кирш. — Самая большая — ты.

Коротко об авторе

Прозаик, эссеист, журналист Джонатан Уилсон (1951 г. р.) родился в Англии, живет в США (город Ньютон, штат Массачусетс).

В 1977 г. окончил Оксфордский университет, в 1982 г. — Иерусалимский еврейский университет. В Израиле работал в кибуце.

Сейчас он — директор центра гуманитарных наук в университете Тафтса, профессор, читает курсы писательского мастерства и американской литературы.

Написал четыре книги прозы: два сборника рассказов «Шум» («Schoom»; 1994) и «Скорая помощь уже едет. Рассказы о людях в беде» («Ambulance Is on the Way: Stories of Men in Trouble»; 2005) и два романа «Убежище» («The Hiding Room»; 1995) и «Палестинский роман» («А Palestine Affair»; 2004). «Палестинский роман» стал финалистом Национальной еврейской книжной премии.

В обоих романах речь идет о разных, но одинаково сложных этапах борьбы за создание еврейского государства.

Дж. Уилсон постоянно публикует рассказы и эссе в «Нью-Йоркере» и «Нью-Йорк таймс мэгэзин», а также статьи об искусстве в еврейском онлайновым журнале «Таблет», в том числе и на такие, к примеру, темы, как «Хасидский кубизм», «Почему поп-арт еврейское искусство» (о выставке одного из основоположников поп-арта Роя Лихтенштейна).

Написал он и две книги о Соле Беллоу: «Герцог: границы идей» («Herzog: The Limits of Ideas»; 1990) и «На планете Беллоу» («On Bellow’s Planet»; 1986).

Дж. Уилсон с детства увлекался футболом, который стал для него отдушиной в сложной семейной ситуации, и увлечение это пронес через всю жизнь. Он ведет колонку о футболе для интернет-газеты «The Faster Times». И в своей автобиографии «Бей и беги, мемуары при участии футбольного мяча» («Kick and Run, Memoir with the Soccer Ball»; 2013) рассказывает как о тайнах футбола, так и об удивительном мире еврейской культуры и истории. Критики сравнивают эту книгу с «Другими берегами» Набокова.

На русский переведены книга Дж. Уилсона «Марк Шагал» (2007, пер. 2009), а также два рассказа в сборнике «День рождения в Лондоне. Рассказы английских писателей» (2009).

Джонатан Уилсон воскрешает жизнь Палестины под Британским мандатом. Книга, полная бурных любовных страстей, ностальгическая и провидческая. Горячо рекомендую. — Дэвид Мэмет

Роман, стягивающий запутанные нити этого времени в смертельный узел. — New York Book Review

Захватывающий, сложный, смелый роман, рассказывающий о политике, искусстве, убийстве, любви и истории (как личной, так и всеобщей). — Энн Диамант

Стоит ли прочитать «Палестинский роман»? Англичанин сказал бы: «Пожалуй». Американец выразился бы иначе: «А то!» — Сол Беллоу

Замечательный роман, увлекательно рассказывающий о непростой жизни Земли Израиля в один из многих критических моментов ее истории. — New Jersey Jewish News