Выбрать главу

Поскольку со стороны содержания не приходится отрицать тесной взаимосвязи между Палеями и хронографами[1230], позволим привести вывод, который сделан на основе анализа хронографов и который распространяется также и на взаимодействовавшую с хронографами Палею, выявляя присущую этим историческим компиляциям энциклопедическую природу: «Они являлись поистине энциклопедическими памятниками, знакомившими читателей с обширным кругом сведений из различных областей истории, философии, богословия и культуры»[1231]. Из сказанного ясно, что исторический компонент Палеи, являясь одним из элементов присущего памятнику энциклопедизма, сам выступает в роли носителя информации энциклопедического характера.

В научной литературе имеют место разные характеристики Толковой Палеи, авторы которых пытаются определить специфику этого памятника. Кроме рассмотренной уже оценки Палеи как сочинения исторического, высказывались и другие мнения. Например, наряду с полемическим компонентом в содержании Толковой Палеи В. Успенский увидел «Библию в сокращении». По его представлениям, существенное своеобразие памятнику придавало адаптирование библейского материала путём соединения его с толкованиями[1232]. Эту оценку принял А. В. Михайлов, который считал, что Палея восполняла пробел отсутствия полного текста Библии, хотя в её состав вошли только восемь неполных ветхозаветных книг и апокрифы, аранжировавшие ортодоксальную библейскую тематику. Он пришёл к заключению, что в специфических условиях религиозной жизни Древней Руси Палея была вполне равноценна Библии, а её толковый вариант (т. е. соединение выборки из ветхозаветных книг с экзегезой) выполнял ту же роль что и Biblia pauperum на Западе[1233]. Вместе с тем А. В. Михайлов не удовлетворялся односторонней оценкой и сравнивал Палею с энциклопедией, по которой можно судить о кругозоре и духовных потребностях наших предков. В этом контексте акцентация на библейском компоненте была вызвана спецификой его работ, связанных с исследованием ветхозаветных текстов в составе Палеи[1234].

Сравнение Палеи с Библией было достаточно широко распространено среди исследователей. К нему прибегали И. Я. Порфирьев, Н. С. Тихонравов и И. Франко в своей публикации ветхозаветных апокрифов. В рецензии на книгу Франко В. М. Истрин резко выступил против такой оценки. Он подчёркивал, что Толковая Палея «есть полемический, а не повествовательный памятник», поэтому думать, что Палея заменяла библейские книги нет оснований — «она всегда оставалась Толковой Палеей на иудея»[1235]. Однако в полемическом назначении Палеи И. Франко не сомневался, поэтому можно предположить, что критический выпад предназначался не столько рецензируемому автору, сколько, возможно, А. В. Михайлову, к работам которого Истрин относился ревниво[1236].

Присоединяясь к заключению В. М. Истрина, экзегезо-полемическим трудом называла Палею Толковую В. П. Адрианова[1237]. Другие качества видел в Толковой Палее Т. Райнов, который квалифицировал произведение как богословско-символическое с элементами натурфилософии[1238]. Два базовых элемента — исторический и натурфилософский — выделял в Толковой Палее А. П. Щеглов[1239]. Встречающиеся в других работах общие характеристики памятника в той, или иной интерпретации повторяют уже перечисленные выше.

Разброс прилагаемых к труду определений, по нашему мнению, является следствием недооценки универсальности Толковой Палеи. Каждая из претендующих на обобщение формулировок правомерна сама по себе, но недостаточна для заключения о характере памятника в целом, поскольку указывает на одни или несколько очевидных признаков произведения. Тем более и критерии, которыми руководствовались исследователи, как правило, не совпадали. Кто-то пытался определить жанровую принадлежность, другие ориентировались на состав либо на целевое назначение текста, а также на прочие локальные признаки Палеи. Нам представляется, что памятник обобщающего характера целесообразно определять как религиозно-философский по природе, экзегезо-полемический по жанру и энциклопедический по содержанию. Названные здесь специфические особенности произведения проявляются в различных гранях универсальности, которые в Палее связаны между собой многочисленными внутренними связями. В качестве текста, заключающего основные доктринальные понятия христианства, Палея выступает как краткий и суммарный эквивалент Библии и одновременно как экзегеза этих библейских постулатов, причём полемическая направленность определялась превосходством обличительного над разъяснительным элементами экзегезы. Как произведение религиозно-мировоззренческое Толковая Палея заключает в себе комплекс идей онтологического, натурфилософского, антропологического, космологического и историософского значения. Все эти идеи синкретически слиты с богословским текстом и воспроизводятся Составителем в контексте задач экзегезы. Поскольку палейным описанием охватываются различные сферы мироздания, разделы произведения впитали в себя сведения из разных областей знания: истории, астрономии, географии, биологии, анатомии, медицины и некоторых других. С учётом этого Толковая Палея в полной мере может называться универсально-энциклопедическим памятником религиозно-философского значения. Сочинения подобного масштаба обычно обладают сложным составом, а вместе с тем богатством и разнообразием содержания. Как раз такого рода качествами Палея заметно выделяется на фоне других произведений древнерусской книжности. Однако проблема имеет одну особенность, о которой следует сказать особо.

вернуться

1230

См.: Творогов–1975. С. 5–7, 20–23, 133–135.

вернуться

1231

Творогов–1975. С. 4.

вернуться

1232

См.: Успенский–1876. С. 132.

вернуться

1233

См.: Михайлов–1895. С. 3–4.

вернуться

1234

См.: Михайлов–1895–1896; Михайлов–1928. С. 49–80; Michailov–1927. S. 115–131.

вернуться

1235

Истрин–1898б. С. 120.

вернуться

1236

См.: Истрин1897. С. 176–177. Исследователь высказывался против проводившегося А. В. Михайловым вычленения мелких библейских «клочков», пестрота которых в соединении с другими разнородными фрагментами текста, по его убеждению, не может способствовать точной оценке памятника.

вернуться

1237

См.: Адрианова–1910. С. 4.

вернуться

1238

Райнов–1940. С. 74.

вернуться

1239

См.: Щеглов–1994. C. 1.