Что можно сказать о Создателе этого грандиозного по охвату исторических событий и необычного по идейной тональности труда?
К сожалению, немного, ибо любые заключения на этот счёт могут быть только косвенными, основанными на исследованиях особенностей авторской работы над произведением. Отталкиваясь от анализа содержания произведения можно сделать некоторые заключения об идейных предпочтениях и кругозоре Составителя Толковой Палеи.
Согласно выводу крупнейшего знатока памятника, Толковая Палея представляет собой труд одного лица[1272]. С заключением В. М. Истрина трудно не согласиться: огромный массив текста выстроен по единому замыслу, видно постоянство авторской манеры по воспроизведению и истолкованию источников, последовательно расставляются стереотипно повторяющиеся идейные акценты, твёрдо и без отступлений проводится линия антиохийской богословской традиции, а также не наблюдается свойственного для коллективного труда стилистического и идейно-религиозного разнобоя. Составителя можно назвать весьма и весьма умелым, даже талантливым компилятором, который имел в своём распоряжении большое количество книжных первоисточников и к тому же показал глубокие и богословские познания, простирающиеся далеко за круг цитируемой литературы.
Безусловно, Составитель Палеи — это человек разносторонне, в средневековом понимании, образованный и опытный в книжном деле. «Это не новичок в литературе, а писатель, умевший умно и дельно воспользоваться всем литературным богатством, какое было тогда в его распоряжении»[1273]. Роль Составителя не сводилась к механическому копированию и комбинированию мозаичных фрагментов текста, где в сплошной компиляции на долю автора ничего не остаётся. Палея — труд вполне самостоятельный, в котором Составитель продемонстрировал умение свести разнообразные по времени, происхождению и характеру источники в строгое гармоничное целое. Значительная часть чужих трудов переработана и воспроизводилась выборочно, с сокращениями, а то и в вольном авторском изложении. Огромный объем материала расположен не хаотично, а умелой рукой, в строгом соответствии с задачами и жанром произведения. Самостоятельный почерк и творческая индивидуальность видны в многочисленных авторских ремарках, помогающих следить за главной мыслью повествования. Составителю принадлежат «благочестивые размышления, страстные упрёки, обращённые к жидовину и басурманину»[1274] — или, другими словами, весьма внушительная толковательно-полемическая часть произведения.
Можно почти наверняка предполагать, что Составителю должен принадлежать замысел труда и конкретное жанрово-структурное исполнение его. Отдавая должное высокому авторскому профессионализму, следует всё же отметить, что повествование не во всех частях ровно: Составитель пробует стилистически менять манеру толкования, местами чувствуется усталость и встречаются повторы полемических штампов, либо значительные куски текста остаются без назидательных толкований. Кроме того, Составитель наметил план, согласно которому он хотел изложить «всех пророков» (Стлб. 475, 13), но по какой-то причине намечаемое осталось не реализованным, хотя пророческий элемент являлся особо важным, базисным для всего произведения. Не исполнил автор намерения описать позднейшие библейские события, новозаветную историю и родословную Богородицы. Эта задача реализована в некоторых списках Полной Хронографической Палеи. Если к тому же учесть, что часть толкований не привязана к тексту, то встаёт вопрос не столько об оплошностях Составителя, сколько о перспективах прояснения истории текста.