Однако вернёмся к нашему предмету.
«И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привёл её к Адаму. И сказал Адам: «Вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою, ибо взята от мужа. И потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут оба единой плотью». И были оба наги, Адам и Ева, и не стыдились» (Быт. 2:22–25), как и дети, пока не вырастут, телесного стыда не имеют и тела своего не покрывают [одеждой].
Как сказано в Писании, «сотворил Бог из земли всех зверей лесных и всех птиц небесных, и привёл их к Адаму, чтобы видеть, как он назовёт их» (Быт. 2:19). Посмотри на сие дивное чудо: на стоящего Адама и на Бога, [Который], словно слуга, приводит к Адаму [животных и птиц], чтобы узнать, как он назовёт их! И он их всех одного за другим назвал хорошо, и «как назвал, так [и было] имя ему» (Быт. 2:19).
Как сказал великий повествователь Моисей, «человеку не [нужно] было возделывать землю, и Бог не орошал дождём земли, но источник исходил и напоял всё лице земли» (Быт. 2:5).[296] Посмотри на то, каким образом Творец вводит попечение о [Своём] создании: если человеку не возделывать земли, то и облака не приуготовляют дождя. Когда же мы потом согрешили, то Господь повелевает человеческим существам возделывать землю в поте лица своего (см. Быт. 3:19), но и тут Господь снова помилосердствовал о людях: Он не презрел их труда и повелевает облакам наполняться и собирать воду и, словно сжимаемой губке, по повелению Творца проливаться дождём на землю[297], устроив [так, чтобы они] переходили с места на место.
Может быть, ты остановишь меня, говоря о природе огня, что Бог никогда не говорил: «Да будет огонь»? В Писании сказано, что огонь, самая мощная субстанция, является составной, содержащейся в [других] вещах. В начале Бог повелел быть свету. Как свет невидим нами [отдельно] от пламени огня, так невидим нами огонь, содержащийся во всякой вещи. Если посмотришь на лежащий камень, то увидишь, что из него не исходит тепла, напротив, он бывает холодным; если же ударишь по камню, то тут же появляется огонь; и кость, ударяемая о кость, даёт огонь; и деревья зимой замерзают, а весной, оттаяв, источают сок; сами они более всех не в силах переносить огня, ибо в нём сгорают, но в себе они содержат свойство огня: если тереть дерево о дерево, то рождается огонь[299]. И когда сквозь замёрзшую воду, то есть лёд, проходит солнечный луч, то он возжигает огонь. И облака, будучи мягкими и влажными, Божиим повелением рождают огонь: когда задуют противоположные ветры, то облака, гонимые по безмерному пространству, сталкиваясь, испускают огонь, называемый молнией, как сказал божественный Давид в 134 псалме: [Господь] «изводит ветер из хранилищ Своих, возводит облака от края земли, творит молнии при дожде» (Пс. 134:7).
В Писании сказано: когда задуют поднебесные сильные ветры и сталкивают друг с другом огромные облака, тогда они тотчас по обыкновению испускают молнию, словно кто-то бьёт огнивом по камню: сначала он бьёт по камню, а потом появляется огонь. То же говорится и о громе: сначала сталкиваются облака, а потом слышится гром[300]. Скорость же молнии весьма велика: во мгновение ока она простирается по изрядной части земли. Зимой же молний не бывает, ибо, сказано в Писании, воздух становится густым, то есть воздух отсыревает и, когда солнце отступает на южную сторону [земли], то от северного ветра и холода воздух густеет, влага от холода превращается в снег, падающий на землю и покрывающий её поверхность. Но та сторона земли, которая ближе к солнцу, получает мало снега, а в находящихся на севере полуночных странах бывает особенно сильный холод и много снега. Те же, кто живёт прямо под солнцем на юге, те томятся от палящего зноя; у них мало дождей и бывают засухи; но больше всего они изнемогают от жары, из-за которой невозможно дышать. В зимнюю пору у них стоит умеренное тепло и [земля] орошаема дождём с небес; тогда же в тех странах бывают гром и молния[301]. Когда солнце от них отступает вдаль, уходя в северные страны, тогда там наступает лето, тогда бывает гром и блещут [молнии]. Когда сильный ветер начинает раздирать облака, готовя путь воде, и она проливается во всю ширину наполненного водой облака, тут тотчас происходит страшный грохот из-за облаков, сталкиваемых и раздираемых противоположными духами[302]; этот-то грохот люди называют громом, хотя грохочет облаками дух, который для того и предназначен. Когда приходит этот дух грома, он сгущает облака, грохочет и, гремя, наполняет водой облака, словно губку; и этот дух, сущий в облаке, столкнёт с грохотом облака, прокладывая путь воде, находящейся в облаках. После этого открывается хранилище водокропного духа, и так проливается каплями на землю водное вещество[303].
296
Ср. в РСБ: «Господь Бог не посылал дождя на землю, и не было человека для возделывания земли, но пар поднимался с земли и орошал все лице земли» (Быт. 2:5–6). Таким образом, Составитель Палеи переосмысливает библейский текст, чтобы выразить идею Богопопечения о человеке во время его жизни в раю.
297
Близкий по содержанию фрагмент содержится в «Космографии» Козьмы Индикоплова: … да не все истлѣєть и измодѣєть, воды же потребы ради бг҃ъ, агг҃льскыих ради силъ, повелѣ быти слѹжащимъ, и ѿ морѧ въ ѡблакы въносѧщи и повелѣнію бж҃ію слѹжаще, износѧть иде же аще бг҃ъ повелить (Козьма Индикоплов–1997. С. 88–89). Уподобление облаков губке в комментируемом отрывке можно было бы поставить в связь с рассуждениями Василия Великого (ср.: «…как мореплаватели варят самую морскую воду, и собирая пары губками, в случае нужды удовлетворяют несколько своей потребности» (Василий Великий–1900. С. 66), но в древнерусской письменности истолкование облачной влаги по аналогии с удерживанием воды губкой было достаточно широко распространено (в частности, благодаря спискам «Златой Матицы», апокрифической «Беседы Епифания и Андрея», «Повести предивной о создании небеси и земли». Ниже в Палее описание накопления влаги в облаке-губке ведется в контексте рассуждений о радуге, перекачивающей морскую воду на небо (см. коммент. 410). Совершенно очевидно, что Палея, как и Козьма Индикоплов, воспроизводят телеологическую концепцию круговорота вод, тогда как уже в каппадокийском богословии по данному вопросу в дополнение к божественной механике давалось восходящее к Аристотелю естественнонаучное объяснение процессу трансформации влаги в испарение и конденсацию (см.: Василий Великий–1900. С. 64, 66; ср. с «Шестодневом». РГБ. МДА. № 145. Л. 93а; ср.:
298
Вставка текста естественнонаучного характера, разрывающая цельность повествования о пребывании Адама в раю.
299
Аналогичные рассуждения об имманентности огненной стихии материальному миру имеются в «Шестодневе» (ср.: РГБ. МДА. № 145. Л. 13б) и в «Космографии» (см.: Козьма Индикоплов–1997. Л. 117).
300
Аналогичный текст читается в рукописи первой четверти XV в. из личной библиотеки Кирилла Белозерского (РНБ. Кир.-Белоз. № 12. Л. 238–239): Громове же горѣ и овому ѹбо семо идущу, овому же онамо, инь ѹбо вѣтръ инудѣ инъ облакъ носит, инъ же другы, и ꙗко же срѧщутсѧ и, створше съражение друг съ другомь, грохот испущають съ огнем. И имже образомь и кремень, съразиваѧ съ желѣзомь, грохот испущает съ огнемь, сице и облаци, друг съ другом съражаеми, грохот испущают и огнь. Грохот убо єсть громъ, огнь же єсть молниа. Сего ради не другоици бывают громове и молниꙗ, но точию єгда облаци бывают; тогда и громове бывают. Бывают же громове убо прьвѣе, молниꙗ же послѣжде (ПЛДР. Вторая половина XV века. С. 212). В Палее тот же текст несколько сокращён, но оба фрагмента отражают единый источник. Других совпадений между текстами, содержащими комментируемый отрывок, не наблюдается. Характерно, что здесь грозовым явлениям даётся сугубо естественнонаучное объяснение, в то время как на следующей странице гром, дождь и молния объясняются с точки зрения сверхъестественной логики — как реализация Божьей воли в действиях соответствующих стихийных ангелов (см.: коммент. 288). В сюжете отражена античная научная традиция истолкования природных явлений. Ближайшие совмещения естественных и телеологических объяснений грома находим у Василия Великого, который, как известно, заимствовал и перерабатывал применительно к установкам христианства идеи античных мыслителей. Говоря о твёрдом естестве неба, вместе с твердью он относил сюда всё, «что имеет силу и неустойчиво», в том числе и облака, поскольку, по его мнению, «часто употребляется сие слово и о сгустившемся воздухе». В его трактовке «твёрдость и упорство духа, заключённого в полостях облаков (ср. с громовым ангелом —
301
Рассуждения о влиянии ветров и сезонного положения Солнца на выпадение дождевых и снежных осадков в общем смысле соответствуют рассуждениям Аристотеля на этот счёт, хотя увязки грозовых явлений с сезонами года в разных географических зонах не обнаруживается (ср.:
302
Такая трактовка грома противоречит сформулированному выше мнению о громе как звуке удара, порождаемого столкнувшимися облаками. Это указывает на компилятивный характер текста, при составлении которого не были устранены противоречия. Кроме того, к комментируемому отрывку непосредственно примыкает пассаж об ангелах, действием которых объясняются грозовые явления. Поэтому и по методологическому принципу статья «О громе» распадается на две части, одна из которых базируется на естественнонаучной трактовке грома и молнии, а другая акцентирует внимание на сверхъестественной механике небесных грозовых явлений. Восходящая к Аристотелю естественнонаучная трактовка дождевых облаков излагается в космогонической части Палеи (см.: коммент. 58–60).
303
Можно указать близкое текстовое соответствие палейному отрывку в апокрифической литературе; ср.: …сей скрежетъ человѣцы навыкли называти громомъ, да быша пріꙗли воду, да егда пріидетъ духъ правый громный и отпуститъ облаки, тогда паки входитъ другіи духъ кропѧ, скрежеща и гремѧ, наполнѧѧ облаки водой, ꙗко же и губу. И посемъ отверзаетсѧ другое сокровище одержащее ихъ и воду, и прежь поидетъ духъ сущий въ немъ съ громомъ пути творѧ водамъ, хотѧщимъ пріѧти на облацѣхъ, да тако пущаетъ, отверзаетъ сокровище водокропно… (Щапов–1906. 1. С. 51). Объяснение природных феноменов действием особого рода приставленных к стихиям ангелов соответствует антиохийской богословской традиции, согласно которой аг҃гли ѡблаком и мракѹ, и снѣгом, и градѹ, и леду, аг҃гелі глсом, громом, и мльніамь исполняют роль служебных духов. Одни из них ѿ морѧ въ ѡблакы въносѧщи и повелѣнію бж҃ію служаще, износѧтъ иде же аще бг҃ъ повелить; …ѡвии ѡблакы, и оджда строаще. Ангелы стихий назначены двизати всѧ ꙗко послѹшліві воіні цр҃ві (Козьма Индикоплов–1997. С. 82, 88, 278). Интересный вариант концепции ангелов стихий воспроизводит Соловецкий список «Беседы трех святителей»: В(асилий) рече ѿ чегу сут. аггели сотворены. Г(ригорий) рече ѿ дх҃а гс҃днꙗ і ѿ свѧта гн҃ꙗ… В(асилий) рече єста аггела громнаꙗ нане єленским старец перунъ нахор єсть жидовин. а два єста аг҃гла молнинна (Апокрифы–1999. С. 165). Ср. в апокрифической сербской рукописи XVI в.: Воспрос. Что суть гром и что суть молниꙗ блистающасѧ. ѿвѣт. Громъ есть ѡружие англ҃ское анг҃лъ гс҃нь дьꙗвола гонит а молниꙗ сѹть ѡдежда арханг҃ла нафанаила и єгда дождъ идет тогда дьꙗволъ станетъ пред дождемъ да не градетъ на землю того ради анг҃лъ гс҃нь гонит того. Воспрос. Что тако молниꙗ секутца. ѿвѣт. То бо єсть тогда арханг҃ли со гнѣвом зритъ на дьꙗвола (Тихонравов–1863. II. С. 405). Комментируемый фрагмент является органичной частью палейной ангелологии — одним из главных сюжетно-тематических мотивов произведения. К продолжению темы дождевых облаков и описанию действия представленного к дождевой стихии служебного духа Составитель Палеи вновь обращается в исторической части, в связи с описанием потопа (см. коммент. 410).