— Я не стол, чтобы на меня что-то ставить.
— Я серьёзно, Докушка. Ты по уши влез в её судьбу, и теперь это и твоя судьба тоже. Ну чего ты фыркаешь-то? Тётка красивая, работящая, молодая… Кстати, снова помолодела, заметил? Неужели ты всё ещё ихором эякулируешь?
— Просто дорвалась до косметики. И я, извини за подробности, пользуюсь презервативами. Надеюсь, вы тоже, потому что родить мне внука — даже для тебя чересчур.
— Не волнуйся, не понесу я от твоего сына, — очень серьёзно сказала Змеямба. — Не сейчас. Но, вижу, ты уже привыкаешь быть блудным отцом?
— Каким-то нелепым образом да, — признал я. — Понятия не имею, как так вышло. Мы поспорили, он настоял, сделали генетический тест. Я проспорил. Он мой сын. Мой и Наташки. Этого не может быть, но это так.
— Я думаю, Докушка, что ты, когда меня с того света за уши тащил, так в Мироздание коленом упёрся, что оно от натуги треснуло. И в эту трещину надуло всякого странного. У меня сын пропал, у тебя появился — да мало ли что ещё поменялось?
— Прости за сына.
— Не извиняйся, сочтёмся, — внезапно снова развеселилась Змеямба. — Не зря в тебя Креон вцепился, Док. Ты умеешь прогибать Мультиверсум! За твои таланты! Тьфу ты, коктейль кончился. Пойду попрошу твоего сыночка ещё смешать. Он в этом чертовски хорош. Да и не только в этом…
— Зме!
— Нет, правда, кое в чём вы похожи, — рассмеялась она и пошла, брякая полурастаявшим льдом в пустом бокале.
Вот же ехидная баба!
***
Подруга Серафимы Абрамовны, то есть «просто Симы», конечно, ведь она и правда не старуха, — так вот, она на Нагму не нахвалится.
— Девочка очень умненькая, — говорит она восхищённо, — очень! Схватывает на лету! А главное — стремление учиться! Внимание, сосредоточенность! Если бы у меня в классе было таких хотя бы человек пять, я бы чувствовала, что преподаю не зря!
— Спасибо на добром слове, Екатерина Анатольевна.
— Просто Катя, Михаил, умоляю вас! По имени-отчеству меня зовут с двадцати лет, но давайте оставим это школе! Я слышала историю Нагмы, вы понимаете — город маленький, слухи разлетаются моментально. Вы большой молодец, что увезли их от войны. Редко можно встретить такое великодушие в наше время…
— Екат… Катя, вы меня смущаете!
— Нет-нет, я просто рада, что талантливый ребёнок не сгинул в нынешнее тяжёлое время, что Нагме повезло встретить вас, что ей есть на кого опереться, что у неё наконец будет нормальное детство! Она так счастлива!
Нагма действительно отрывается вовсю, как будто навёрстывая десять лет кыштака. Открыв для себя музыку (к моему стыду — посредством мультиков, а не посещения, например оперы), поёт и пляшет — безыскусно, но весело. Освоившись с буквами, читает книжки, увлекаясь так, что ночью я вытаскиваю её из-под одеяла и отнимаю фонарик. Бегает босиком в одних трусах, загорает и купается, освоила в качестве средств передвижения велосипед и Дмитрия, которого безжалостно эксплуатирует как «присматривающего взрослого», таская с собой на пляж и на прогулки. Вцепилась как клещ в приблудного рыжего кота, назвала Багхой, затискала так, что суровый уличный боец с драными ушами мурчит, как судовой дизель, сам себе удивляясь.
— Вы знаете, — сообщает интимным тоном учительница, — она часто, забывшись, называет вас папой!
— Да, я замечал, — киваю я.
В какой момент «папа Док» стал просто «папой», я не следил. Но услышав раз, другой — поправлять перестал. Нагма, конечно, зайчик и лапочка, фонтан обаяния, невозможное ми-ми-ми, однако есть в ней лукавое, но несгибаемое упрямство, с которым невозможно бороться. Никак. Вот кто действительно умеет «прогибать Мультиверсум», не то, что я.
В общем, не спрашивайте, как так вышло, но, когда она получила, наконец, свидетельство о рождении, то оказалась не Петровной, а Михайловной. Незамужняя женщина может вписать ребёнку любое отчество, а ребёнок оказался твёрд, как победитовый резец. Я не возражал, с меня, поди, не убудет. Заодно Нагма Михайловна и Анахита Дагаровна получили мою фамилию, просто за неимением другой. Нет у них в горах фамилий. Не нужны.
Девочки-паспортистки веселились и умилялись одновременно, очень сожалели, что нельзя сразу вписать меня отцом, нужна отдельная бумага об установлении отцовства.
«Ничего, вот поженитесь, и вопрос решится сам собой!» — вздыхали они, мечтательно розовея ланитами. «Какая романтика, как в сериале», — шептали они друг дружке.
Мы с Анахитой улыбались им так, что скулы свело, стараясь при этом не смотреть друг на друга. Кажется, весь мир пытается нас поженить.
***
— Слушай, Докушка, — смеётся Змеямба, — это уже просто глупо!
— Что глупо? — огрызаюсь я.
— Вот женщина, носящая твою фамилию, живущая в твоём доме, ведущая твоё хозяйство, спящая в твоей постели, растящая дочь, называющую тебя папой. Если это не жена, то кто тогда жена?
— Та, с которой я сочетаюсь законным браком?
— По закону какого мира, дружочек?
— В смысле?
— В кыштаке нет ЗАГСов. Если ты взял в дом женщину, то она твоя жена. Ну, или наложница, что тоже жена, только на калыме сэкономил. Анахита тебе наложница?
— Мне не нравится это слово, — сказал я мрачно. — От него прям тащит гендерной сегрегацией.
— Тогда она тебе жена. Поэтому прекрати мучить женщину и сделай ей уже предложение. Формальность, а она будет счастлива. Тебе что, жалко? Для какого внезапного романтического трипа ты бережёшь страницу в паспорте? Напомнить, сколько тебе лет, юнец ихоровый? Какого рожна ты ещё ждёшь? Сделай уже бабу счастливой!
Змеямба чертовски убедительна, да и надо уже что-то решать. Сейчас, когда у Анахиты в кармане свеженький, пахнущий краской паспорт, продолжать делать вид, что наша совместная жизнь ничего не значит, просто не честно. Надо расставить точки по всем положенным им местам — семья мы или нет. Потому что наши каникулы в любой момент закончатся, и на тот момент хорошо бы иметь определённость хоть в чем-нибудь.
— Выйдешь за меня? — спросил я Анахиту.
— Конечно, — ответила она просто, как бы даже удивившись, что я спрашиваю.
И чего я рефлексировал? Оказалось, совсем не страшно. Да и ночь после была волшебной — Анахита отбросила последнюю сдержанность, а я даже и не знал, что она у неё была.
Как много нам открытий чудных…
***
А наутро явился Слон. Он открыл изнутри ворота гаража с кросс-локусом, вышел, постоял, жмурясь от яркого солнца, огляделся, увидел меня и пошёл навстречу. Он ещё ничего не сказал, но по его лицу я понял, что каникулы кончились.
Глава 8. Каникулы кончились
— Дружище, есть интимный вопрос, — озадачил меня Слон сходу. — Давай отгребём в сторонку.
— Ты меня пугаешь, командир. Но можем прогуляться к пляжу, мой дамский дельфинарий как раз вернулся в дом, завтрак готовить. Останешься на завтрак?
— Разве что на завтрак, время жмёт. Но сначала вопрос — как у тебя сейчас с сыном?
— Скорее, никак, — пожал я плечами. — Видимо, я пнул мироздание слишком сильно, и из него вывалился на мою голову сын. Непорочно зачатый, непонятно рождённый, но каким-то сложным образом мой. Я уже признал этот факт, но ещё не понял, как мне с ним жить.
— Ну, жопку мыть ему уже не надо, — успокоил меня Слон, — сиську он если просит, то не мамину, так что переживёшь как-нибудь.
— Это и был твой интимный вопрос?
— Почти, — Слон огляделся, но наш маленький пляжик пуст, а шум прибоя исключает подслушивание издалека. — Ты знаешь, что он просится в отряд?
— К тебе? То есть, к нам? — я вспомнил, что всё ещё замкомандира, так что кадровый вопрос меня касается.
— Именно. Он, конечно, совершеннолетний, но решать мимо тебя было бы неловко.
— И нахрена мы ему, а он нам? Дмитрий даже срочную не служил, ничего опаснее члена в руках не держал. Какой из него «дикий гусь»?