“Нет в мире совершенства”.
Маленький Принц. Антуан де-Сент-Экзюпери
ОН был бестелесным и плавал в призрачном мире вакуума, вернее, плавало его сознание, свободное и живущее по своим собственным законам. ОН любил вакуум, его равнодушие, его тишину, его смертоносность для почти всех форм жизни. В вакууме ОН чувствовал себя исключительным и таким же смертоносным.
Быть вне тела ему тоже нравилось. Тело было всего лишь инструментом, чтобы охотиться. ОН не любил быть внутри, особенно когда приходилось синхронизироваться с носителем, у которого был скелет. Жесткие структуры требовали от сознания слишком больших ограничений, соблюдения слишком большого количества правил. А правила ОН не любил.
Его собственные разумные клетки были мягкими, тягучими, подвижными, и сознание в них было тоже тягучим. Легким, свободным от запретов и правил. ОН парил в безвоздушном пространстве над астероидом и нарушал все правила. Потому что парить разрешалось только всем вместе. Парить, чтобы выслеживать еду, но не чтобы думать. Старейшие считали, что всем думать необязательно и нецелесообразно — бесполезный расход жизненной энергии и уменьшение цикла клана. ОН не очень любил старейшин, постоянно нарывался на скандалы, и Райот держал его за неудачника.
Но кому интересно жить по правилам? ОН не любил, когда ему говорили нельзя. ОН любил парить и думать, пока братья мирно спали на выбранном для завершения цикла ядре кометы. Цикл начался недавно, они будут спать долго, его никто не побеспокоит. Никто ничего не узнает. Если никто не узнает — все можно.
ОН вспоминал, перебирал события, которые не успел обдумать во время охоты, сплетал накопившиеся мелочи из разных циклов в единую ткань… Ему было интересно… Потом его внимание что-то отвлекло. К ядру приближалось большое твердое тело. Оно выплюнуло на лед три горячих и взбудораженных сознания в твердой оболочке. Это было неожиданно. Старейшие специально выбрали для клана самое безопасное место, быстро движущееся, незаметное. ОН покопался в воспоминаниях. В них ничего не было об ошибках старейшин. ОН поколебался. Стоит ли разбудить братьев?
Решил повременить, присмотреться к приближающимся сознаниям и понять. ОН дотронулся до первой красно-синей пульсирующей биомассы, в которой, как в клетке, бился Чужой Разум. Прислушался к его варварским крикам. Чужой искал. Чужой общался со своим кланом.
Гости искали усердно и методично. Это вызвало к ним уважение. Биомасса была разгоряченной, алчной и примитивной. Это была больше еда, чем Сознание. Он решил, что мелкие твари не представляют опасности и ради них не стоит будить братьев. Ему опять стало интересно. Он никогда еще не видел, чтобы еда была разумной. Он решил поиграть.
***
У Риза чесались руки, спина, голова и пах. Он проклинал скафандр и хотел убить его создателя. Это был уже восемнадцатый выход в космос, восемнадцатая ледяная, мертвая, оплывшая хрень, которую они обследовали. С каждым новым выходом нервы Риза понемногу сдавали. Скафандр изводил его до волдырей на коже и тахикардии. Нанопокрытие внутреннего слоя, придуманное «Фондом жизни», медленно убивало на манер радиоактивных отходов.
У коротышки Мэтт и прожжённого в экспедициях Паскуале таких проблем не было. Парни были веселы и мечтали только о премиальных, обещанных Дрейком за Панацею. Риз выругался на их идиотский оптимизм, поискал подельников глазами и понял, что те уже уплыли вперед, в расщелину. Исследователь торопливо оттолкнулся носками ботинок от застывшей лавы и поспешил вслед за своей командой — еще не хватало потеряться в этой ебаной пустоте.
Через десять часов поисков Риз и кислород в его баллонах были на пределе. Ризу казалось, что холод, радиация и страх просачиваются через все защитные покрытия. Он готов был поклясться, что его мозг что-то трогает под черепушкой. Если бы он не знал наверняка, что в мозге нет нервных окончаний, он бы сказал, что кто-то касается его изнутри. Риз даже не удивился, когда его внезапно потянуло убить Мэта и съесть. Почему нет?
— Ты специально завел нас в эти чертовы пещеры, сука! У нас не хватит кислорода, чтобы вернуться. На кого ты работаешь? — заорал он в микрофон внутренней связи.
— Риз, не выходи из себя. На биосканере что-то появилось, на четыре часа, — раздалось в наушнике.
Голос капитана шел с корабля, смешно прерывался и удивлял богатством модуляций — помехи делали его почти неузнаваемым, но не для Риза. Риз сморгнул, и ощущение присутствия в его мозгу пропало. Теперь там обосновался Джим и отдавал четкие приказы:
— Приготовьтесь, вы в тридцати шагах от объекта, четыре экземпляра, состояние стабильное, очистите доступ и ждите эвакуационные капсулы. Мы вылетаем. И Риз! Ты только подумай о том, сколько мы загребем денег, когда доставим Панацею в «Фонд Жизни»! Подумай и не чешись.
***
ОН видел, как Чужие в твердых оболочках с минимальным количеством разумных клеток помещали его и его братьев в стеклянные капсулы, наполненные аргоном. Он не стал им мешать. Ему по-прежнему было интересно.
Потом Чужие погрузили клан и самих себя в большое твердое тело. Тело завибрировало и на малой скорости отправились в путь через вакуум. ОН разочаровался. ОН любил скорость, любил когда свет оставался позади. Тащиться на скорости света было почти невыносимо. Он занялся изучением.
Большое твердое тело не было едой. У него не было сознания. Оно было бесполезно. Тогда ОН начал изучать Чужих. Проще было со спящими. Ему было приятно узнать, что примитивные сознания тоже способны находиться в стазисе, его удивило, что даже в стазисе Чужие не отключаются полностью. Какая-то часть их биомассы продолжает творить мысли и плести паутину псевдо-реальности. Даже в стазисе они подсоединены к чему-то, что находится на их планете. К чему-то коллективному и старому. Ему стало очень интересно. И он решил спросить об этом того, кто в стазисе не был.
Кажется, вопрос получился не совсем удачным, потому что разум чужака начал ломаться, потом взорвался, а большое бесполезное тело, потеряв управление, повело себя непредсказуемо и загорелось. ОН забрал Райета из капсулы, переместил в Чужого, запустил программу симбиоза, стабилизировался. Понадеялся, что брат не будет в обиде за этот небольшой эксперимент. Вернулся в свою капсулу и стал ждать, что будет дальше. Самым неприятным открытием на новом месте стало огромное количество кислорода вокруг. ОН не любил кислород.
========== Эдди ==========
Комментарий к Эдди
То что начиналось по-взрослому, стало забирать не по-детски. … а я что… я как все :)
Эдди мчался.
От всех его материальных благ, дарованных популярностью, у него остался только мотоцикл. Вот на нем он сейчас и мчался прочь от проблем. Ему надо было прийти в себя и собраться с силами. Медитации он уже попробовал, и они не помогли.
Он слился с «Дукати» и наслаждался: его сердце стало мотором, мотор — стал его сердцем. Единственное, чего не хватало, так это рук Энн на поясе и ее длинных волос на губах. Но Эдди отогнал воспоминание и сосредоточился на скорости.
Сколько себя помнил, Эдди любил скорость и ощущение ветра в лицо, горячего или холодного — ему было без разницы. Он любил трогаться в подрагивающем от жары воздухе или в звенящей от мороза утренней тишине, разгоняться до двухсот и задыхаться от нехватки кислорода в легких. Он любил риск. Риск был в нем сильнее обиды, несправедливости и мыслей о перенаселении с изменением климата. Риск не забивал мозги, как болтовня Экхарта Толле. Риск не позволял долго чувствовать себя самым последним лохом.