На краткий миг он ощутил себя важной персоной. Никому из присутствующих даже в голову не могло прийти, что ещё вчера он выгребал навоз из хлева.
Он заметил, как Хакобо поднял руку, чтобы поприветствовать кого-то в глубине зала. Поглядев в ту сторону, Килиан увидел, как какой-то мужчина подаёт им знаки, приглашая за свой столик.
— Не может быть! — воскликнул Хакобо. — Какое совпадение! Идём, я тебя представлю.
Они с трудом пробрались между столами, на которых стояли сигаретницы, полные сигарет с фильтром «Бизонте» и «Кэмел», коробки спичек всевозможных форм и цветов, бокалы с анисовкой или бренди перед мужчинами, а перед дамами — с шампанским или белым мартини. В заведении было полно народа. Больше всего Килиану понравился просторный зал, чтобы люди могли как спокойно поговорить, так и потанцевать на площадке перед оркестром. Во всей долине Пасолобино не нашлось бы ничего подобного.
Летом танцы устраивали на площади, а зимой время от времени устраивали небольшие вечеринки в гостиных частных домов, откуда выносили мебель и расставляли стулья вдоль стен, чтобы освободить место для танцев. Девушки сидели на стульях, ожидая, когда их пригласят на танец молодые люди, или танцевали друг с другом вальсы, пасодобли, танго или ча-ча-ча под звуки аккордеона, гитары и скрипки, которые не шли ни в какое сравнение с весёлой зажигательной румбой, которую сейчас играли трубы и саксофоны.
В нескольких шагах от цели Хакобо повернулся к нему и прошептал:
— И вот ещё что, Килиан: отныне на людях мы не будем говорить на нашем пасолобинском диалекте. Наедине будем говорить как прежде, но перед людьми я не хочу выглядеть деревенщиной. Ты понял?
Килиан озадаченно кивнул. Сказать по правде, он никогда не задумывался об этом, поскольку никогда не представлял себя в отрыве от Пасолобино. В то же время, он вынужден был признать, что Хакобо прав, и дал себе слово следить за собой, чтобы не ставить брата в неловкое положение, каких бы усилий это ни стоило, поскольку в голове у него по-прежнему вертелись привычные с детства словечки и выражения, то и дело грозя сорваться с языка.
Хакобо между тем горячо поприветствовал человека, поднявшегося им навстречу.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он. — Ты разве не в Мадриде?
— Сейчас расскажу. Садитесь за мой столик. — Он поманил рукой Килиана. — Могу поклясться, это твой брат.
Хакобо рассмеялся и представил молодых людей друг другу.
— Килиан, это Мануэль Руис, подающий надежды врач, даже не знаю, какого черта он делает в Гвинее.
Мануэль улыбнулся и пожал плечами.
— А это мой брат Килиан. Он просто не знает, куда себя девать.
Новые знакомые пожали друг другу руки и устроились на полукруглом кожаном диване. Хакобо уселся на стул с деревянной решётчатой спинкой. Певец в сером фраке с серебряным позументом запел знакомую балладу Антонио Мачина, «Чёрные ангелы», после которой ему долго хлопали.
— Неужели в Мадриде не нашлось для тебя места? — пошутил Хакобо, обращаясь к Мануэлю.
— Да их целый десяток! — воскликнул тот. — И оплата вдвойне! Нет, серьёзно. Я приехал, чтобы подписать бумаги для работы в Сампаке. Мне предложили весьма заманчивый контракт.
— Ты даже не представляешь, как я рад! Признаюсь, дон Дамасо уже слишком стар, чтобы там жить.
— Ах, если бы я обладал опытом дона Дамасо!
— Согласен, но здоровье у него уже не то. И когда же ты едешь?
— Завтра я возвращаюсь в Мадрид, и мне уже заказали билет на четверг...
— На «Севилью»! — воскликнул одновременно с ним Хакобо, громко расхохотавшись. — Мы тоже на ней плывем! Это просто чудесно!
Хакобо, заметив, что Килиан выпал из разговора, поспешил объяснить:
— Мануэль работал врачом в больнице в Санта-Исабель. А теперь он будет работать только для нас! — Он начал озираться в поисках официанта. — Это нужно отметить! Ты ужинал?
— Нет, не успел. Если хочешь, можем поужинать здесь. Как раз время чопи!
— Чопи, точно! — расхохотался Хакобо.
Килиан догадался, что это слово, должно быть, означает обед или ужин, и охотно согласился с выбором меню, сделанным его спутниками. В эту минуту, выдержав эффектную паузу, солист повторил последние строки песни:
«Шпили церквей
Всегда украшают
Прекрасные ангелы,
Но никогда
Ты там не увидишь
Ангела чёрного...»
Его выступление было вознаграждено бурной овацией, стихшей лишь тогда, когда пианист заиграл волнующий блюз, и несколько пар вышли танцевать.