Теперь Кларенс занимало только одно — что скажет Хулия о смысле нескольких строк, которым у неё самой нашлось только одно объяснение — отец регулярно посылал деньги какой-то женщине.
Остальная часть ее жизни внезапно отошла на второй план.
На следующий день, ровно в половине шестого, Кларенс стояла у дверей церкви, дожидаясь, когда выйдет Хулия. Она едва успела полюбоваться величественным силуэтом романской колокольни, вознесшей шпиль в небо, когда дверь открылась, и из церкви вышли несколько прихожан, пришедших к службе в будний день, дружески ее поприветствовав. Среди них Кларенс сразу заметила Хулию — маленькую хрупкую женщину, очень просто, но элегантно одетую, с пышной шапкой коротких каштановых волос, только что уложенных в парикмахерской, и красивым шёлковым платком на шее. Хулия подошла к ней, широко улыбаясь.
— Кларенс! Давно же я тебя не видела! — она звонко расцеловала ее в обе щеки и, взяв под руку, повела к выходу из церковного двора, окружённого каменной стеной с коваными воротами. — Прости, что вчера не уделила тебе внимания, но ты позвонила в самый разгар игры. Ну, как поживаешь? Как твоя работа?
— В этом семестре в университете занятий немного, — ответила Кларенс. — Вот и хорошо. У меня появилось свободное время, могу заняться исследованиями. А ты надолго приехала?
Семья матери Хулии была родом из долины Пасолобино и до сих пор владела одним из домов, разбросанных среди полей в нескольких километрах от деревни. Ее мать вышла замуж за человека из соседней долины, и оба уехали работать в Африку, когда Хулия была совсем маленькой, поручив ее заботам деда и бабушки. Дела у родителей пошли в гору, и они решили забрать девочку к себе. В Африке Хулия вышла замуж, и там же появились на свет двое ее детей. Когда же они окончательно обосновались в Мадриде, Хулия и ее дети полюбили приезжать на отдых в Пасолобино; иногда к ним присоединялся и ее муж. С тех пор как два года назад Хулия овдовела, ее пребывание в долине с каждым разом становилось все дольше.
— По меньшей мере, до октября, — ответила Хулия. — Хорошо иметь взрослых детей, которые не нуждаются в твоём постоянном присутствии. — Она лукаво улыбнулась и добавила: — К тому же, здесь они не смогут повесить на меня внуков.
Кларенс искренне рассмеялась. Ей нравилась Хулия. Эта женщина обладала сильным характером, хоть внешне и выглядела хрупкой. Кроме того, она была образованной, наблюдательной, вдумчивой и чувствительной, очень открытой и доброжелательной, и при этом обладала изысканными манерами, что выгодно отличало ее от других женщин деревни. Кларенс была убеждена, что этим она была обязана как своим путешествиям, так и долгим годам, прожитым в столице. В то же время, Хулия чувствовала себя в Пасолобино так, словно никогда отсюда не уезжала, а простота в общении делала ее бесценной собеседницей. Несмотря на постоянные упоминания о своих детях и внуках, она всегда была в курсе, что происходит вокруг, и в случае необходимости всегда с радостью предлагала помощь.
— Как насчёт чашечки горячего шоколада? — спросила Кларенс.
— В тот день, когда я откажусь, можешь начать за меня беспокоиться!
Неспешным шагом они направились по переулкам, где преобладали здания из серого камня, и, оставив позади старый центр, вышли на широкую улицу, положившую начало новой части посёлка, с высокими фонарными столбами и домами в четыре или пять этажей, и направились в сторону единственного заведения в Пасолобино, где, по словам Хулии — а уж она-то знала в этом толк! — подавали настоящий шоколад. Здесь он был таким густым, что не проливался, даже если перевернуть чашку. «После того, как попробуешь чистый шоколад, — говорила Хулия, — уже не сможешь пить всякие суррогаты».
По дороге они беседовали о разных пустяках: о погоде, о работе Кларенс, после чего незаметно перешли к обсуждению дел родственников. Кларенс всегда чувствовала, как голос Хулии чуть заметно менялся, когда она расспрашивала о Килиане или Хакобо. Эти перемены были почти незаметны, но им почти всегда предшествовал нервный кашель, выдававший ее волнение.