Пролог
Испания, Барселона. 1986 год.
Когда Донован О'Нил улыбался ( а делал он это часто), глаза у него становились узенькими щелочками и вокруг нихсобиралась десятки морщинок, напоминающих лучи солнца. Это был спокойный, рассудительный мужчина, любящий жизнь и все то, что она ему дарила. Семья его принадлежала к уважаемой еще в давнее времена коренной испанской семье О'Нилов.
После смерти своего отца, Донован получил статут идальго, который передавался только по мужской линии. В свои 29 лет он уже состоял в браке и имел двух детей. Как любящий муж, он больше походил на мужчину средних лет, который был без ума от своей семьи, и вся его жизнь вертелась вокруг нее. Если какой-нибудь наблюдательный человек встретил его на улице, то сразу бы определил по его задумчивому, но счастливому лицу, что человек этот женат и в свои молодые годы уже обзавелся детьми. Дон, как называла его жена Миранда, всегда был приветлив с другими людьми, несмотря на высокий статус, здоровался со всеми на своем пути и улыбался.
Держался в обществе он славно, с высоко поднятой головой - эта манера держать себя больше зависела от мускулов, нежели от душевного склада, и вечно мужчина был одержим мыслью, что еще не сделал ничего выдающего в жизни, чтобы быть счастливым.
Но однажды вечером, когда Испания покрылась снегом, а холодный воздух пробивался сквозь подошвы сапог, зима пришла и в радостную жизнь Дона. Он сидел на диване в гостиной, по настоянию своей жены, и устремив недоверчивый взгляд на ее раскрасневшееся лицо, ждал, что она скажет. Спустя не считаемое количество глубоких вдохов и выдохов, Миранда сказала:
- Дон, так сложилось, что я должна сказать тебе это сейчас.
Донован пытался подняться на ноги, но женщина жестом попросила его сесть обратно.
- Милая, я немного переживаю, - сказал мужчина. - Что-то случилось?
- Что с тобой было бы, если бы ты остался один? - выпалила Миранда, затаив дыхание.
Дону показалось, что он услышал совсем другие слова; ни обстоятельства, ни обстановка не подходила подобному тону жены. Он даже не понял, что она сказала.
- Что? - переспросил он.
Ответом послужила тишина, и Донован поднялся, направляясь к жене, которая стояла возле окна. Он протянул руки, чтобы обнять ее, но она отпрянула от него как от огня.
- Дон! - взмолилась она, призывая его к разговору. Сердце ее заколотилось. - Ты останешься один.
Он остановился в нескольких дюймах, и с непониманием посмотрел на Миранду.
- Почему я останусь один? - спросил он.
Одиночества не существовало в его жизни уже 9 лет. Дочь Миа и сын Трэвис украсили каждый пустой угол его души и наполнили звучанием недостающею симфонию. Странные мысли мелькнули в его голове: "Может всему виной роскошь, в которую он вогнал себя и Миранду?".
- Потому что я уйду от тебя, - прошептала она, и Дон резко поднял голову. Ее глаза украшали контактные линзы, и мужчина знал, что их настоящий цвет навсегда скрыт под тонкой оболочкой бесчувственности. Все это Доновану показалось шуткой, но, конечно, после таких слов и внушительной позы жены, все стало чисто и прозрачно. Дон не на миг не растерялся, ведь не считал, что проиграл в соревновании. Миранда была далеко не из застенчивых женщин - говорила она то, что думала и высказывала свое мнение, не переживая о чувствах других. Впрочем, ее слова редко кого задевали, потому что человеком она была не злобным и мысленно проводила черту между правдой и лестью. Краска вспыхнула на ее щеках, и она снова заговорила, так как Дон молчал:
- Я уйду сегодня, - вымолвила она, - сейчас.
- Почему? - лишь удалось сказать мужчине.
- Что почему?
Дон отвернулся к окну, где некогда зеленый газон превратился в белую пустыню. Платаны и пальмы на своих верхушках удерживали футы снега.
- Уходишь от меня. Почему?
- Потому что я не люблю тебя, - отрезала Миранда.
Едва он взглянул на нее, она сразу отвела взгляд и бросилась в противоположную сторону к лестнице, ведущей на второй этаж. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы забыть о ее словах и бросится к детскую, где играли Мия и Трэвис. Перепрыгивая через несколько ступенек сразу, Дон с испугу открыл дверь в комнату и увидел мирно играющих детей. Девочка прижалась к брату, положив щеку на его грудь, и с благоуханием слушала, как он читает сказку. Больше в комнате никого не было. Трэвис посмотрел на отца полным печали и тревоги взглядом, и поджал полные губы, изображая покорение. Точно такое выражение лица было у Дона несколько минут назад. Он решил остаться в детской, чтобы в случае чего предотвратить любые попытки забрать детей. Он сел на маленький диванчик воле стены и опустил голову на колени. Он старался проникнуться ощущением недавней новости, но в голове то и дело всплывало милое личико девушки, в которую он был влюблен, ее стройная фигурка и упрямство. Лишь тоненький голосок сына звучал вокруг и напоминал ему где он. Прошел час или больше, но обстановка оставалась прежней, что одновременно пугало Дона и приносило необыкновенную легкость. Мускулы его расслабились, слезы высохли, лицо порозовело.