Выбрать главу

- А сам он как? - спросила я.

Трэв вздохнул, не в состоянии тягаться с опытным адвокатом. Взгляд его наполнился обычной тревогой и он выпалил то, что я неоднократно слышала:

- Он с ума сходит, - горечь окрасила низкие ноты его голоса. - Пока он не проводит известную нам всем параллель, но, чувствую, до этого осталась недолго. Знаешь же, он никогда не смирится с пустотой в нашем доме, - намекнув на сбежавшую мать, добавил парень.

- Трэв, но он не один, - возразила я с печалью. - Ты же с ним.

- Да, и никуда не уеду, - уставившись на мой недоуменный взгляд, уверил он. - Это наш дом. Сколько бы квартир у меня не было, пока он не забудет о ней, я не брошу его. - Трэвис не корил этими словами, но сожаление о содеянном все же охватило меня. Я сопоставила свой образ с матерью, лицо которой часто встречала в отцовском доме на многочисленных фотографиях. Вспомнила, как они охватили все пространство отцовского кабинета, и боялась даже представить, думал ли отец так обо мне. - Но я его сын, а ты дочь, - лелея любимое слово отца, сказал Трэвис, - дочь - это совсем другое.

Я не нашлась с ответом, ведь так долго мечтала оставить отцовский дом, чтобы почувствовать силу самостоятельного выбора и свободу от стен, хранивших память о многолетней печали отца. Но его скорбь уничтожала блеск в глазах, рисовала на лбу и возле глаз пунктиры морщинок, делающие некогда молодое лицо помятым и безжизненным. Я покорно опустила голову, тем самым заканчивая этот неприятный для нас обоих разговор.

- Я немного погорячился, - в спешке сказал Трэв, признав свою категоричность. - Иногда мне становится неспокойно на душе, видя его страдания. Прости меня, дорогая. Впредь обещаю держать свои эмоции при себе.

Он еще несколько минут убеждал меня, что в последнее время ему сложнее вносить в общий дом атмосферу веселья и радости; что семья должна по мере возможности больше времени проводить вместе. О моем возвращении они больше не говорили.

Обоим стало легче дышать, когда беседа приняла отдаленное от упреков настроение. На губах расцвели улыбки, так необыкновенно похожие между собой - мы смеялись, не стесняясь прищуренных глаз и раскрасневших щек. Когда Трэвис принес несколько листов бумаги, нарекая их содержимое "непосильной ношей для всего лишь управляющего", я взялась за работу. Работе не мешал вечерний наплыв посетителей и громкие возгласы в зале. Решительно взялась за документы в намерении закончить сегодня. Трэвис побежал встречать ребят, которые заказали вип-зону, и желали лично поблагодарить управляющего за понимание.

Зал наполняется людьми также, как и бар. Никогда не чувствовала подобную усталость - цифры сливаются воедино, а мелкие буквы слетают со своих строчек. Ставлю последнюю пометку на почти исписанном листе, и складываю бумаги в папку. Трэвис уже стоит у входа на кухню между импровизированным деревом с подписью Патрика Зиюскинда и беседует с официантом. По видимому, он раздает команды или отчитывает беднягу, потому что та молча кивает и после каждого грозного взгляда устремляет взгляд в пол.

- Опять нагрузил работой? - смеется Джеймс, второй бармен. Его смена только начинается, и он, поправляя белую футболку, облегающею его тело, улыбается мне.

- Нет, я уже закончила. - Я складываю все бумаги в одну папку, и обращаюсь к Трэвису. - Трэв, а можно я попробую, пока посетителей не много?

Он кивает, что означает полную свободу действий. Я посылаю ему воздушный поцелуй, и с радостью меняю положение - теперь я стою по другую сторону. Здесь оказывается намного интересней: широкое поле обзора, лучший вид на второй этаж и возможность потрогать бутылки и шейкер. Осмотрев наряд, остаюсь довольная белой блузкой, которая не сильно отличается от наряда барменов.

- Здесь бокалы для вина, - Джеймс указывает на стеклянную полку с бокалами, - а здесь виски. Ну, в общем, ты и сама понимаешь, что из чего пьют.

Его глубоко посаженные глаза сверкают из-за ряда прикрепленных разноцветных лампочек к потолку, и он, убеждаясь, что я самостоятельно могу различить вино от воды, отходит на свое место и принимается принимать заказы. За десять минут я делаю две текилы, наливаю несколько кружек пива, и успеваю исполнить главную обязанность бармена - слушать и иногда советовать. Ряд высоких с красной отбивкой стульев занят не полностью: двое молодых людей сидят, обсуждая рабочие дела, с другой стороны девушки пьют коктейли и обмениваются информацией за день, поглядывая на Джеймса.

На часах полдесятого - значит я все успеваю в этой жизни. Просмотрев телефон на наличие звонков, кладу его обратно под стойку.

Напротив меня садится мужчина с опущенной головой. Каштановая шевелюра взлохмачена, и это все, что представляется моему взору, не считая закаченных рукавов синего пиджака и выглядывающей из-под него рубашки. На мгновение я теряюсь, представляя невообразимо замысловатый заказ, выполнить который мне будет не под силу, но все оказывается куда проще.