75
Трубят протяжно трубы, и мгновенноЦирк замер. Лязг засова, взмах флажком —И мощный зверь на желтый круг ареныВыносится в пролет одним прыжком.На миг застыл. Не в бешенстве слепом,Но в цель уставясь грозными рогами,Идет к врагу, могучим бьет хвостом,Взметает гравий и песок ногамиИ яростно косит багровыми зрачками.
76
Но вот он стал. Дорогу дай, смельчак,Иль ты погиб! Вам биться, пикадоры!Смертелен здесь один неверный шаг,Но ваши кони огненны и скоры.На шкуре зверя чертит кровь узоры.Свист бандерилий, пик разящих звон…Бык повернул, идет, — скорее шпоры!Гигантский круг описывает онИ мчится, бешенством и болью ослеплен.
77
И вновь назад! Бессильны пики, стрелы,Конь раненый, взвиваясь, дико ржет.Наездники уверены и смелы,Но тут ни сталь, ни сила не спасет.Ужасный рог вспорол коню живот,Другому — грудь. Как рана в ней зияет!Разверст очаг, где жизнь исток берет.Конь прянул, мчится, враг его бросает,Он гибнет, падая, но всадника спасает.
78
Средь конских трупов, бандерилий, пик,Изранен, загнан, изнурен борьбою,Стоит, храпя, остервенелый бык,А матадор взвивает над собоюСвой красный шарф, он дразнит, нудит к бою,И вдруг прыжок, и вражий прорван строй,И бык летит сорвавшейся горою.Напрасно! Брошен смелою рукой,Шарф хлещет по глазам, — взмах, блеск, и кончен бой.
79
Где сращена с затылком мощным шея,Там входит сталь. Мгновенье медлит он,Не хочет, гордый, пасть к ногам злодея,Не выдаст муки ни единый стон.Но вот он рухнул. И со всех сторонРевут, вопят, ликуют, бьют в ладони,Въезжает воз, четверкой запряжен,Втащили тушу, и в смятенье кони,Рванув, во весь опор бегут, как от погони.
80
Так вот каков испанец! С юных летОн любит кровь и хищные забавы.В сердцах суровых состраданья нет,И живы здесь жестоких предков нравы.Кипят междоусобные расправы.Уже я мнил, война народ сплотит, —Увы! Блюдя обычай свой кровавый,Здесь другу мстят из-за пустых обид,И жизни теплый ключ в глухой песок бежит.
81
Но ревность, заточенные красотки,Невольницы богатых стариков,Дуэньи, и запоры, и решетки —Все минуло, все ныне — хлам веков.Чьи девы так свободны от оков,Как (до войны) испанка молодая,Когда она плясала средь луговИль пела песнь, венок любви сплетая,И ей в окно луна светила золотая?
82
Гарольд не раз любил, иль видел сон,Да, сон любви, — любовь ведь сновиденье.Но стал угрюмо-равнодушным он.Давно в своем сердечном охлажденьеОн понял: наступает пробужденье,И пусть надежды счастье нам сулят,Кончается их яркое цветенье,Волшебный исчезает аромат,И что ж останется: кипящий в сердце яд.
83
В нем прелесть женщин чувства не будила,Он стал к ним равнодушней мудреца,Хотя его не мудрость охладила,Свой жар высокий льющая в сердца.Изведав все пороки до конца,Он был страстями, что отбушевали,И пресыщеньем обращен в слепца,И жизнеотрицающей печалиУгрюмым холодом черты его дышали.
84
Он в обществе был сумрачен и хмур,Хоть не питал вражды к нему. Бывало,И песнь споет, и протанцует тур,Но сердцем в том участвовал он мало.Лицо его лишь скуку выражало.Но раз он бросил вызов сатане.Была весна, все радостью дышало,С красавицей сидел он при лунеИ стансы ей слагал в вечерней тишине.
ИНЕСЕ
Не улыбайся мне, не ждиУлыбки странника ответной.К его бесчувственной грудиНе приникай в печали тщетной.
Ты не разделишь, милый друг,Страданья дней его унылых,Ты не поймешь причины мук,Которым ты помочь не в силах.
Когда бы ненависть, любовьИль честолюбье в нем бродило!Нет, не они велят мне вновьПокинуть все, что сердцу мило.
То скука, скука! С давних порОна мне сердце тайно гложет.О, даже твой прекрасный взор,Твой взор его развлечь не может!
Томим сердечной пустотой,Делю я жребий Агасфера.И в жизнь за гробовой чертой,И в эту жизнь иссякла вера.
Бегу от самого себя,Ищу забвенья, но со мноюМой демон злобный, мысль моя, —И в сердце места нет покою.
Другим все то, что скучно мне,Дает хоть призрак наслажденья.О, пусть пребудут в сладком сне,Не зная муки пробужденья!
Проклятьем прошлого гоним,Скитаюсь без друзей, без домаИ утешаюсь тем одним,Что с худшим сердце уж знакомо.