Я успокоил его, как мог, и предложил ему сейчас же пойти в лавку и купить стаканчик. И не только стаканчик, – мы скоро нашли и красивую подставку, и масло, и поплавки – одним словом, все, что нужно для лампадки. Когда он зажег её, я весело заметил своему товарищу:
– Ну, вот видите: «знамение-то ваше во благо» стало! Вспомните, когда Авраам или Иаков входили в эту обетованную землю, то прежде всего, что они делали? Ставили жертвенник! Это даже и узаконено в Библии самим Богом! Поэтому евреи, входя в Палестину из Египта или из Вавилонского плена, прежде всего воздвигали алтарь. Вот и вы: не разбей случайно лампады, вам бы и в голову не пришло устраивать этот жертвенник.
– Да, да! – вдруг обрадовался он, – это закон общий для всех людей, когда они вступают не только в Палестину, а вообще на нашу грешную планету. Ведь появление каждого младенца на свет Божий сопровождается по закону тоже жертвою. Да, чего лучше! Общий родоначальник наш Ной, когда после сорокадневного плавания в ковчеге вышел из него на землю, то прежде всего воздвиг жертвенник.
Вскоре пришёл хозяин дома и мы втроем стали обсуждать план нашего путешествия по Палестине. До Пасхи оставалось три недели. Страстную решено провести в Иерусалиме, а до тех пор объехать Самарию и Галилею. Кстати приближался назаретский праздник – Благовещение Пресвятой Богородицы. Хозяин, как знакомый с порядками, посоветовал отправиться в Галилею круговым морским путём через Кайфу, а оттуда с караваном через Сихем в Иерусалим. Он дал нам адреса и рекомендательные письма и убеждал не мешкать.
Мне нравился намеченный маршрут, потому что он давал нам возможность осмотреть не только все места в Галилее, куда обыкновенно проникает пешком наш русский паломник, но познакомиться ещё с прибрежною полосою Палестины и с Кармилом, этою знаменитою горою пророка Илии. Я предложил отправиться через день, чтобы прежде успеть посетить Гроб Господень и вообще осмотреться в Иерусалиме. Мой товарищ по путешествию был со мною вполне согласен, но у него были ещё и другие причины отложить поездку на один день. Между прочим, он хотел запастись летним костюмом на дорогу.
– Господа, мой совет, – заметил нам хозяин, – непременно вам надо запастись теплым платьем на дорогу, потому что придётся вам иногда путешествовать и по ночам. А теперь так легко простудиться на ночлеге под открытым небом, особенно после сильно знойного дня.
– Я хотел ехать без багажа, а теперь придётся везти и теплое платье! – с горечью воскликнул мой компаньон. – Ну, а как же местные жители: неужели у них по две перемены платья? Одно – для дневного времени, другое – для ночного?!
– С местными жителями себя не сравнивайте: они здесь родились, да и костюм у них приспособлен и к здешнему зною, и к ночным холодам. Бедуины завернутся с головой в свой шерстяной аба и спокойно ночуют на земле. Но этот же плащ защищает их от пыли, да и солнце не так сильно жжет спину.
– Отлично! Тогда я наряжусь бедуином, – решил мой товарищ и попросил свести его завтра, в магазины восточного платья.
Мы вышли в небольшой сад, огороженный каменным забором. Ни малейшего дуновения ветра. Темно настолько, что не различаешь дорожки среди темных кустов.
– Удивительно – замечаю я, задевая кусты и деревья, – как тут ухитряются что-либо вырастить на камнях!
– Вот вы, – сказал хозяин, – проезжали по железной дороге и видели кругом один только голый камень, но попробуйте, дайте ему воды, и вы будете поражены обилием плодов. Про эту каменистую землю и теперь можно сказать, что она «течет молоком и медом». Только приложите небольшое старание.
На другой день, рано утром, первою мыслью нашею было поспешить ко Гробу Господню. Любезный хозяин сам повел нас мимо многочисленных иностранных построек к северо-западному углу Иерусалима. С этой стороны как-то незаметно для себя мы очутились в стенах города. Несколько поворотов по узким переулкам, и мы скоро вышли на небольшую площадку перед храмом Воскресения.
Вот они хорошо знакомые по фотографиям две двери! Правыя заложены, а левыя открыты настежь. Я приготовился к обычному на Востоке при всяком случае выспрашиванию бакшиша, но к моему удивлению и удовольствию турецкая стража не обращала никакого внимания ни на входящих, ни на выходящих.