Он не знал – и узнать это уже не было возможности, – кто из трех знаменитых актеров был его отцом. Еще недавно двоих он любил, а третьего оплакивал; теперь же ненавидел всех троих. Человек, которого он с детства называл папой, старался искупить свою вину. Заботился о нем и о матери, был любящим, верным мужем и прекрасным отцом. Но все эти годы он жил во лжи, так и не признавшись Лилли, что был одним из насильников. Быть может, боялся, что она тогда его отвергнет, что он потеряет ее навсегда? Пленка была ветхая, видно было, что ее много раз прокручивали. Актер, надо понимать, периодически запирался в кабинете й просматривал ее. Неужели ни разу его не потянуло позвать женщину, с которой он связал себя на добро и на зло, показать этот отрывок фильма, открыть ей правду?
Абиб сжег пленку и, ни с кем не прощаясь, вернулся в Кембридж. Дом матери и отчима он продал через посредника. А когда закончил учебу, сразу же уехал в Египет. Финансово он независим, ведет собственные исследования и разъезжает по всей стране. В Калифорнии с тех пор ни разу не был и никакого контакта с «дядюшками» не поддерживает.
Но это еще не конец истории. Вам наверняка интересно, откуда мой знакомый ее узнал. Так вот рассказала ему об этом его невеста, дочь египетского генерала, которая одно время встречалась с Абибом. Как-то раз он позвонил ей и спросил, не хочет ли она посмотреть довоенный фильм; пленку и проектор он сказал, взял в Американском университете. Пока на экране шел «Петр Великий», он поведал ей историю своей матери. При этом ощ9шщгн пил, и речь его становилась все менее и менее связной. Когда фильм закончился, он запустил сцену насилия по кругу. С каждой минутой его возбуждение росло. Он хотел заняться с девушкой любовью, но у той не было желания. В какой-то момент он чуть не силой сорвал с нее блузку. Та продолжала сопротивляться, и он сказал ей, что семь лет назад погибла его мать и каждую годовщину ее смерти он отмечает таким образом. Он был совершенно пьян. И вдруг, не выпуская девушку из объятий, захрапел. Тогда ей удалось убежать. Никогда больше она не соглашалась с ним встречаться.
– Ну как вам? – спросил Хаттер.
– Сама не знаю, – отвечала Алиса.
Разумеется, она бы гораздо глубже прониклась откровениями старичка, если бы не знала уже других историй о зачатии Абиба. Эта показалась ей не правдивее предыдущих. Она взглянула на часы.
– Ой, надо бежать! Извините, но у меня назначена встреча. Это была неправда. Просто ей хотелось избавиться от общества старого англичанина.
– Не буду вас удерживать, но позвольте сказать вам еще одну забавную вещь. Так вот банки с головами Монса и Гамильтон, отрубленными по приказу Петра Великого, были случайно найдены в подземельях дворца лет пятьдесят спустя. Обе, кажется, были в превосходном состоянии. К сожалению, Екатерина II велела их уничтожить. Но при одной мысли о том, каково должно было быть выражение лица у человека, который их нашел, меня охватывает веселье!
Алисе стало нехорошо.
– Очень жаль, но мне правда нужно идти, – заявила она и энергичным шагом вышла из зала.
Она соскучилась по Абибу и не хотела слишком удаляться от отеля, так что прошлась только по ближайшим улицам заходя по дороге в магазины и покупая то тут, то там какую-нибудь мелочь. Когда вернулась, у портье ее ждала весточка от Абиба: если нет других планов, можно встретиться в три. А едва поднялась наверх, зазвонил телефон. Раздался голос Махмуда:
– Я по тебе соскучился. Может, зайду к тебе после работы и куда-нибудь выскочим, а?
– Очень жаль, но я не могу. Уже договорилась с Абибом.
– А завтра?
– Завтра тоже не могу.
– Тоже с ним договорилась?
Алиса сглотнула слюну.
– Да, – сказала она. – Так уж вышло. Очень жаль.
– Ничего не поделаешь. Понимаю. Не буду навязываться. Позвоню, когда что-нибудь станет известно о твоем дяде.
– Хорошо. Буду тебе очень признательна.
Махмуд простился и повесил трубку. По голосу она поняла, что он уязвлен. Но что еще она могла сделать? Ее уже и так терзали угрызения совести после того, что вышло с Фрэнком. Из трех мужчин, с которыми она познакомилась в Египте, Абиб нравился ей больше всех. Она глубоко вздохнула и, усевшись перед зеркалом, принялась расчесывать свои длинные светлые волосы.