– А ты глупее, чем я думал. По-твоему, я буду тебя просить, уговаривать? Было бы, конечно, приятно, если бы ты сама захотела принять участие в моем проекте, но твое согласие совершенно излишне. Тем более что для моих целей требуется чистый мозг.
– Что значит «чистый»? – спросила неуверенно Алиса. Ни разу в жизни ей не было так страшно, как в эту минуту.
– Ты вся, то есть все твое сознание, вся память – это лишь кислотная запись в мозгу. Если перекрыть приток кислорода, спустя какое-то время запись исчезнет, как чернила с листа бумаги, погруженного в воду. Так бывает с людьми, которых не удается сразу же реанимировать: кислород не достигает мозга, и они теряют память. Потом им приходится заново учиться ходить, есть, говорить, читать. Одного русского профессора в такой ситуации еле спасли, так потом он снова пошел в студенты и стал заниматься по учебнику, который сам написал много лет назад. Когда твой мозг очистится, я соединю его с мозгом Ежи. Как я говорил, опыты уже проводились. Сначала с арабами, потом с европейскими туристами. Но каждый раз наступало отторжение. В марте даже скандал случился – мой ассистент, дурак, вместо того чтобы сжечь три отторгнутые головы, выбросил их в Нил. Две из них выловили где-то под Александрией. Подозревали, что речь идет о ритуальном убийстве или чем-то подобном. К счастью, это были не настоящие туристы, а просто бродяги, хиппи. И власти – Виктор захихикал, – это дело замяли. Сейчас все должно пройти гладко, хотя, конечно, лучше бы Ежи был твоим отцом. Но и такого родства должно хватить.
– Как это? Я не дочь Ежи? – спросила Алиса голосом, дрожащим от волнения. – А чья? Неужели твоя?
– Вот еще! Элека. Теодора. Анна была права, Хелена в самом деле предпочитала Ежи меня. Когда он не захотел эмигрировать в Штаты, она смертельно на него обиделась. И была в такой ярости, что, когда он уехал в Варшаву, решила соблазнить Элека. Он ей всегда нравился, но из этого ничего не выходило, потому что он с юности предпочитал парней. Но в отсутствие Ежи Хелене все же удалось напоить Элека и затянуть в постель. Для педераста он показал себя молодцом: она от него забеременела.
– Нежели это правда? – спросила Алиса, обращаясь к голове. – Ты не мой отец?
– Нет, – ответил хриплый голос. – Но я простил Хеленке измену, а тебя всегда любил как родную дочь. Разве не помнишь, как я вечерами играл с тобой? Уговори его, чтобы он меня отключил!
– Заткнись! – рявкнул Виктор и снова повернулся к Алисе. – Когда я вывез Ежи с Хеленой в Нью-Мексико она надеялась, что между нами опять что-то начнется. Я сказал ей, что не собираюсь подкладывать брату свинью. Она удивилась, но оставила меня в покое. Однако после несчастного случая с ним она снова принялась строить мне глазки, уверенная, что я захочу на ней жениться. А когда наконец поняла, что я не намерен иметь с ней ничего общего, то вернулась в Польшу и попыталась уговорить Элека на брак. Сказала ему, что ребенок от него и что девочке нужен отец. Но у нее ничего не вышло. Ну, довольно семейных воспоминаний; надо готовиться к операции. – Он подошел к двери и позвал вооруженного охранника. – Абдул, возьми девушку и запри в семерке, – велел он ему.
Взяв ошеломленную Алису за локоть, Абдул вывел ее в длинный коридор. По обе стороны тянулись стальные двери с арабскими цифрами, навешенные, видимо, совсем недавно. Охранник открыл одну из них, втолкнул Алису внутрь и быстро повернул ключ.
В тесной каморке стояли стол, стул, раскладушка. Напротив дверей виднелась большая фреска Изиды, ведущей за руку молодого мужчину, очевидно, хозяина гробницы. Одну из стен украшали надписи и огромный глаз уджат, другую – изображения богов с птичьими и звериными головами.
Пораженная Алиса заметалась по комнате, выискивая возможность побега, но ее окружали монолитные стены. Наконец, отчаявшись, она легла на раскладушку. От мыслей о том, что ее ждет наутро, ее била дрожь. «О Боже, зачем я вообще приехала в этот Египет! Надо было слушаться маму и остаться в Варшаве!» Наконец, чтобы успокоиться, она решила обдумать и привести в порядок все события, которые случились с той минуты, как тетя показала ей телеграмму от дяди. Она закрыла глаза. Увидела саму себя, как она упаковывает какие-то мелочи, сбегает вниз, садится в «сиренку» и едет. Увидела – словно одновременно была и сама собой, и посторонним наблюдателем, стоящим перед дядиным домом, – как тормозит машина, как она выходит, как Станислав упускает гроб, падает под его ударом, после чего выбирается из-под гроба и подбегает к ней, Алисе… Видела похоронную процессию, бегущую за гробом, видела, как на глазах вырастает кладбищенская церковка. Потом она оказалась уже внутри, сидела на первой скамье, одна, справа от гроба, стоящего на катафалке, вглядываясь в священника и слушая его слова.