Увы, палатину пришлось бежать из Польши; и он отправился в Египет, с которым наш род – как я говорил – поддерживал контакты, в этот период – главным образом через еврейское посредничество. Кто были его спутниками – двое ли братьев, о которых история умалчивает, хотя они у него, несомненно, были – и велика ли была свита, – об этом гадать я не хочу, хотя и полагаю, что путь в Египет он проделал скорее в небольшой компании, потому что иначе в странах, через которые он проезжал, наверняка сохранились бы записи о его путешествии, даже если бы оно происходила инкогнито. Разумеется, очень соблазнительна мысль, что по дороге он присоединился к крестоносцам и брал с ними Иерусалим. Правда доказательств того, что поляки участвовали в Первом крестовом походе, я не нахожу никаких, хотя, по иронии судьбы троим братьям Стригоням пришлось в нем принять участие, как будто спасаясь от мести Сецеха.
Полагаю, однако, что палатин добрался до Египта раньше еще до того как Аль-Афдал отправил войска в Палестину против франков, и поэтому мог чувствовать себя там в полной безопасности: ведь немногочисленным христианам, которые добирались в Египет из Европы при Фатимидах, до начала военных действий обид не чинили. Египет, который он застал – совершенно иной, Нежели тот, что много лет назад покидал его предок, и совершенно иной, нежели тот, из которого на польскую землю были доставлены кошки, – должен был удивить Сецеха. Ведь хотя контакты с древним отечеством – как мне верится – поддерживались все время, человек, который о происходящих там переменах знал лишь понаслышке, должен был, добравшись наконец до Египта сам, испытать немалое потрясение. Впрочем, с другой стороны, – а что, собственно, должен был знать палатин о родине своих предков? Страна, лежащая вдоль Нила, должна была поражать пришельцев из Центральной Европы всякий раз с той же силой; полагаю даже, что Египет Фатимидов показался Сецеху менее чуждым, чем был бы Египет фараонов или Египет, завоеванный персами, из которого много веков назад бежал Суну.
Надо думать, что Сецех покидал Польшу в ожесточении и поначалу не собирался туда возвращаться; лишь позже он изменил свое намерение. Можно было бы предположить, что вернуться в приемное отечество его побудили удивительные черты родины предков; однако я уверен, что изменить решение палатина заставило нечто такое, что убедило его: миссия нашего рода на польских землях еще не завершена, за двумя катаклизмами наступят следующие, а задачей его потомков будет их предотвратить. Быть может, он узнал об этом в каком-нибудь из коптских монастырей в Вади-Натрун или у Красного моря, где вероятнее всего могла сохраниться мудрость прежних времен.
Сецехово, построенное по возвращении палатина – то самое, где стоит наш нынешний дом, – будучи расположено вдали от тогдашних замков, а позже городов, никогда не достигло расцвета. Точно так же ни один из Сецехов ни разу не дошел до высоких должностей: мы сознательно держались в стороне, ожидая, когда понадобимся снова. Это произошло, когда твоя родина оказалась под угрозой третьего катаклизма: шведского потопа.
Алиса! Как бы мне хотелось все это описать тебе в гораздо более мелких подробностях, изложить вещи, доселе тебе неизвестные и касающиеся не только наших предков, но и их древней заморской родины! В те времена, когда Польское государство лишь зарождалось и выходило на историческую арену, Египет – в том виде, в котором он существовал тысячелетиями, – завершал свое бытие: проповедь христианства евангелистом Марком, развитие его Климентом и Оригеном, крещение местного населения, подготовленного к этому верой в Осириса, окончательный упадок древней религии после эдикта Феодосия I, затем Халкидонский Собор и отделение Коптской Церкви, молниеносное мусульманское завоевание всего через девять лет после смерти Магомета и грандиозное восстание лет двести спустя – вот ключевые события новой истории нашей прародины, о которых ты должна знать и о которых мне хотелось бы рассказать тебе, если бы знакомство с ними помогло тебе понять, какими путями должны были идти связи нашего рода с родиной предков и как они обрывались в течение веков. А так, как я это тебе сейчас рассказываю, торопясь сказать пару слов хотя бы о важнейших фактах, ты узнаешь только маленькие обрывки истории, к тому же разбросанные во времени; так что ничего удивительного, если тебе трудно мне поверить. Начни я раньше записывать все, что мне удалось открыть за многие годы, может, я и сумел бы передать тебе большую часть моих знаний; но, увы, пока я не приступил к этому письму, я не отдавал себе отчета в огромности такого предприятия, как рассказ об истории нашего рода. Надеюсь, ты сумеешь приехать, потому что говорить легче, чем писать: сегодня я пишу почти целый день, но вижу, что результаты мизерные, рука болит, мысли путаются, и меня охватывает все большая сонливость, а ведь время торопит! И так мало его осталось! Всего л дня! Надеюсь, ты уже получила мою телеграмму.