Первым Её заметил семилетний мальчонка, сын пекаря из Лимна, который вместе с двумя другими приятелями сбежал из города, чтобы поглазеть на Печатанье. Пекарёнок устроился прямо на перилах галереи, на скульптурном изображении кого-то из великих прозверевших древности, и теперь старался делать вид, что не мерзнет и не боится. Здесь в общем-то было скучно: того, что творилось в храмовне, он не видел — оставалось глазеть на озеро, которое всё больше и больше напоминало папкин громадный котел для супа. Котел, долгонько провисевший над огнем и булькающий — аж брызги во все стороны летят!
Поваренок утер дырявым рукавом лицо и вдруг завопил, указывая куда-то вниз:
— Вы тока гляньте! Ух ты!
Даже в темных волнах, отплясывающих, будто монахи на зверстве, было видно длинное, кургузое — огромное! — тело. Шесть мохнатых лап с крючками на концах вяло двигались и, кажется, не слишком-то помогали в плавании. Массивная голова с полусферами фасетчатых глаз и двузубцем усиков вдруг поднялась, будто почуяла людей, которые, затаив дыхание, наблюдали за ней с галереи. Членистое брюшко напряглось, изогнулось — и исторгло из себя мощную струю воды. Благодаря силе противодействия Она рванулась вперед и вверх, просто-таки выпрыгивая на мост!
Где-то далеко-далеко, на другом конце мира, за Пеленой, во внутренней галерее храмовни раздался перепуганный шепот, когда Хиларг Туиндин открыл свеженапечатанную Книгу.
Стрекоза-личинка вскарабкалась на мост, не обращая внимания на раскачивающиеся каменные опоры. Тело ее, покрытое многочисленными волосками и водорослями, казалось ожившей рощицей, среди щетинок копошились мелкие подводные тварюшки и билось несколько рыбин.
Паломники на внешней галерее закричали — все разом, будто единый человек или даже весь Ллаургин Отсеченный.
Стрекоза неожиданно ловко прянула к ним — не туловищем, а уродливым образованием, вдруг выскочившим у нее из-под челюстей. Это была так называемая «маска» — хватательный орган навроде складного ножичка, только с горизонтально расположенными клыками на конце. «Маска» ухватила сразу трех паломников и отправила их, еще живых, к челюстям. А сама, не останавливаясь, продолжала бить «маской» по человеческой толпе, зажатой в узком пространстве галереи, — сшибая каменные перила, роняя в бешеные волны тела вперемешку со статуями великих прозверевших древности.
Потом, ощутив, как зыбко качается под нею мост, Стрекоза метнулась к храмовне и зависла на ее боку, продолжая разить паникующих паломников, безжалостно, быстро… естественно и беззаботно.
Внутри Хиларг Туиндин уже оставил попытки закрыть Книгу, он улепетывал к выходу вслед за Луммурахом Блажным, а пророческая надпись насмехалась им вослед, алая на белом:
Странны дела твои, Сатьякал! Встряска, уронившая на колени Шкиратля-Кукушонка, только заставила К'Дунеля протрезветь. Одним прыжком он преодолел расстояние до молодчика, рассеянно мотавшего головой, и хорошенько стукнул его в висок кулаком (а чем еще, зверобоги?! — да ладно, получилось ведь) — Шкиратль мигом вырубился.
Та-ак, а где Ясскен, змей болотный, почему не предупредил?!
Ишь ты, весь в крови, шатается, рукой машет: убегаем, мол, насилу, мол, того, второго, остановил. Как скажешь, дорогой, как скажешь. Убегаем так убегаем, здесь Жокруа больше делать нечего.
…Интересно, это тебя так шатает после дозы лепестков или всё-таки мир сошел с ума, а, капитан?
Мир, всё-таки мир — иначе отчего бы и Ясскен тоже шатался, лапая руками стены, точно перебравший выпивоха — трактирных девок, всех подряд! — лапает, но ползет к лестнице вниз, и в глазах его (ты видел, капитан?! ты видел) — ужас.
Если б не раненая Элирса, если бы не Клин, ушедший вслед за жонглером, ты бы велел уходить из монастыря. Бежать!
Но вы не ушли.
И потому остались живы, капитан.
О том, что произошло, Гвоздь узнал много позже. А тогда прочел слова в Книге, услышал вопли умирающих на внешней галерее («…и этот скрежет! будто что-то невероятно громадное пробирается по стене храмовни…»), увидел бегущих патта и верховного настоятеля — и просто начал действовать. Это как во время выступления: на раздумья времени нет.
Рывком, едва не упав, наклонился к Матиль:
— Малыш, слушай меня внимательно. Сейчас дядя Айю-Шун посадит тебя мне на плечи, а ты будешь держаться крепко-крепко, ногами за талию, а руками за плечи. Поняла?