А иногда — к Пелене.
— Тебе не обязательно проходить испытание на пятую ступень, — заявил Тойра, узнав о том, куда его приемный сын и его же наемный чародей намерен отправиться в следующем месяце. — Во всяком случае, не сейчас, — добавил он. Странствующий проповедник в очередной раз заглянул в Тайдон и только что выслушал отчет Фриния о его успехах на поприще наук и чародейства. — Проклятие, ты погляди в окно: осень начинается! В Сна-Тонр попадешь не раньше месяца Акулы, так? Ну а к Пелене…
— Ты боишься?
— Что?
— Ты боишься, что я не пройду? — Тойра удивленно покачал головой:
— Глупости! Просто не ко времени ты затеял это. Подождал бы полгода, а?
— Чего ждать? — пожал плечами Фриний. Отговорки Тойры его позабавили и немного разозлили. Уж что-что, а пройти испытание на очередную ступень он право имеет.
— Через полгода истекает срок нашего договора, — напомнил Мудрый. — Тогда я намерен рассказать тебе… рассказать о многом. В том числе зачем заставлял столько всего изучать и к чему готовил.
— Расскажи сейчас.
— Сейчас еще рано.
— Ну да, конечно, — усмехнулся чародей. — «Рано». А через полгода будет в самый раз. Ну а при чем здесь испытание на пятую ступень?
— Ты многого еще не знаешь. Поэтому просто поверь мне на слово: тебе пока не обязательно проходить испытание на пятую ступень. Потом, когда всё расскажу, я сам попрошу тебя надеть браслет ступениата, но…
— Ответь, — прервал его Фрииий, — что, по-твоему, главное в дружбе?
— В дружбе? Взаимовыручка, наверное… бескорыстие… Почему ты спросил?
— Нипочему, так. Давай-ка спать, мне завтра с утра предстоит еще несколько диспутов, а библиотекарь обещал раздобыть где-то копию со свитка «Баронских Костров» Анонимуса Нуллатонского.
— Так что ты решил насчет пятой ступени?
— Я еще ничего не решил, — соврал он. На том разговор и закончился.
Как обычно, когда Тойра наведывался в Тайдон ненадолго, он остановился у Фриния. Тот снимал комнату в одном из домов, принадлежащих университету, достаточно просторную, чтобы в ней могла расположиться небольшая компания студентов для увлеченной беседы и при этом осталось бы место для нескольких стеллажей и алхимического стола. Имелся там и небольшой диванчик, чтобы было где разместиться упомянутой компании, — на нем же во время своих визитов ночевал Тойра.
Хотя Фриний и сказал, что намерен завтра встать пораньше, ложиться спать он не торопился. Погасив свечи, прилег на кровать и смежил веки, внимательно прислушиваясь к тому, как ворочался на диванчике Тойра. Потом проповедник затих, отвернулся лицом к стене, дыхание его выровнялось; Фриний выждал еще немного и, не поднимаясь, потянулся рукой к стоявшему у изголовья посоху.
Почему-то считается, будто чародей без посоха ни на что не способен. Мнение это бережно поддерживалось и подпитывалось в народе самими эрхастриями — и, конечно, было ошибочным. Другое дело, что без посоха чародей, особенно первой-второй ступени, мог совершить очень мало: собственных ресурсов не хватало, а в достаточных количествах черпать энергию извне без посоха способны только связыватели.
Проникнуть в сознание спящего Фриний, вообще-то, мог и без посоха, но решил не рисковать: Тойра был человеком, преисполненным тайн и неожиданностей.
Та-ак, осторожно, тенью из сна, фантомным образом, не нарушающим логики сновидения… скользнуть в сознание, замереть, «не дыша мыслями»; теперь медленно, легонько выпустить сенсорные лучи, по которым можно будет принять извне, из структуры сна, первые сигналы, сперва простые, потом…
Он принял несколько, всего-то три-четыре и в ужасе отшатнулся! Точнее, стремительно вылетел, как вылетает пробка из бутылки.
— Никогда, — тихо сказал Тойра из темноты, немного разбавленной полосами света из-под ставней. — Никогда больше не пытайся влезть ко мне в голову, дурачок. И никогда не недооценивай меня. Думаешь, если я не чародей, то уж совсем ничего не умею? — Он засмеялся, сухо и приглушенно. Позабыв выпустить посох, Фриний завороженно глядел, как сотрясается под одеялом его сутулая спина. — Я достаточно имел дело с даскайлями, чтобы знать что к чему. Запомни, мальчик: в следующий раз тебе может не повезти и я слишком поздно вышвырну тебя из собственной черепушки. Если это произойдет — сойдешь с ума. Так что давай-ка спи, вместо того чтоб дурью маяться. Спи!
(Он был — как понимает теперь во сне Фриний напуган, но не столько из-за попытки своего приемного сына прочесть его мысли, сколько из-за намерения отправиться к Пелене.
И совсем не по тем причинам, которые мог тогда себе представить чародей.)
Однажды в сэхлии Фриний (в те годы еще Найдёныш) спросил у Купчины: «Что, по-твоему, главное в дружбе?» «Доверие», — не задумываясь ответил тот.
Фриний поверил Тойре, когда тот говорил об испытании и о том, что скоро всё объяснит. Поверил. Но в Сна-Тонр тем не менее поехал.
— Да, так просто: взял и отдал на попечение. И не нужно вопить на меня, мэтр, этим вы ничего не измените.
Из кучки зевак, наблюдавших за ссорой Гвоздя и господина Туллэка, выдвинулся дюжий молодец. Судя по выражению лица, улыбаться парня отучили еще в глубоком, колыбельном детстве.
— Он вас чем-то обидел, господин Туллэк?
— Обидел! — рявкнул Гвоздь. — Обидел, обманул, обесчестил! Поздравляю, мэтр, поклонников вашего таланту прибыло. Будет кому в старости стакан воды подать.
— Ты как… — тотчас завелся неулыбчивый.
— Заткнитесь! — повернулся к нему врачеватель. — Вас никто не просил вмешиваться! Это наше, исключительно наше с господином жонглером дело. Спасибо всем за заботу и внимание, но позвольте нам самим разобраться.
— В переводе на общепонятный это означает: проваливайте, господа! — услужливо пояснил Гвоздь. — Спектакля не будет!
Неулыбчивый что-то угрюмо процедил сквозь зубы, но решил не ввязываться. Как и многие другие, он вернулся в «Рухнувшего рыцаря» допивать недопитое, закусывая трёпом о том, что же такое не поделили жонглер и врачеватель. Прочая публика, натыкаясь на злой взгляд Гвоздя, тоже вспоминала вдруг о срочных делах и расходилась кто куда. В конце концов они остались одни — на сумрачной улице, наполненной светом от наддверных Фонарей, пивным смрадом и приглушенным гулом людских голосов, долетавшим из-за неплотно прикрытых ставней.
— Она же вам доверяла! — тихо, с ноткой обреченности укорил Рыжего господин Туллэк. Он стоял, сгорбившись и навалившись на трость всем телом, и зачем-то упорно разглядывал мостовую. — Доверяла, понимаете!
— Вам она тоже доверяла! — разозлился Гвоздь. — А вы, «добрый дядюшка Туллэк», собирались ее использовать в своих заговорщицких играх. Как и меня. Как и вообще любого другого, кого сочтете нужным. Вы и графиньку, единственную дочь вашего покойного приятеля-господина, при необходимости точно так же используете — или я не прав?
— Вы ничего, ровным счетом ничего не понимаете, — устало проговорил врачеватель.
— Так объясните мне, неумному. Объясните, зачем было тащить за собой Матиль через всё королевство? Вы ведь вполне могли оставить ее на попечении — если и не в Трех Соснах ваших, так отослать в столицу, пусть бы девочку пристроили при особняке Н'Адеров. Самое простое решение, самое вроде бы правильное. Но вам вдруг показалось, что Матиль тоже может быть Носителем, а рисковать вы не захотели. И решать самостоятельно — тоже. Пусть, мол, Смутный разбирается, а мое дело маленькое. Только, господин Туллэк, мэтр, вот вам, а не девочку! — Он сопроводил свои слова энергичным, общепонятным жестом. — Это мне можете до конца Собора на ресницы флажки цеплять, — я с графинькой договоренность имею соответствующую и вам слово дал. А Матиль — другое дело.
— Вы сами-то хоть знаете, где она сейчас?
— Знаю, с кем она сейчас. Этого вполне достаточно. Там она будет в безопасности, и вы не сможете ее отыскать.