Аннабель Ли улыбалась чистому небу, сказочному Черному Джиму, морю, которое еще дыбилось громадами волн. Она была счастлива. Не меньшее счастье испытывал и капитан, взявшийся с разрешения хозяина-боцмана управлять кораблем. Его ясные и четкие команды матросы понимали с полуслова, быстро и ловко крепили снасти, ставили паруса.
— А ведь не забыл, профессор и книжник, — ухмыльнулся боцман, попыхивая своей неизменной трубкой.
К нам подошел капитан и похвалил матросов:
— Послушные и толковые ребята. Это не сброд, который нам подсунул когда-то старпом.
— Не слишком ли мы часто вспоминаем его? — полушутя-полусерьезно сказал я. — Чего доброго, космическое облако посчитает, что мы страстно желаем встретиться с этим дьяволом.
Но встретиться пришлось для начала с дьяволятами. Когда волнение на море улеглось, из-за горизонта выплыли два парусника. Не доходя до нас, они вдруг круто свернули в сторону и стали быстро удаляться.
— Что мы медлим! — возбужденно закричал юнга. — Это они!
— Не догнать, — спокойно возразил боцман. — У них быстроходные суденышки.
— Кто — они? — спросил я.
— Не так давно появились откуда-то стервецы. Видимо, бывшие пираты, — пояснил боцман. — Жизни не представляют без разбоев. Называют себя даже морскими дьяволятами. Грабят островитян, иногда осмеливаются нападать на торговые суда.
— А ты говорил, пиратов нет, — сказал я юнге.
— Разве это пираты! — Юнга презрительно махнул рукой. — Мелюзга. Не дьяволы, а трусливые дьяволята. Как увидят наш сорокапушечный фрегат, так удирать.
— Обстановка на морях в основном спокойная, — заверил боцман. — А этих мы поймаем.
К вечеру показался большой лесистый остров.
— Остров Юнги. Почему мы так его назвали? А вот увидите, — усмехнулся боцман.
Корабль вошел в тихую бухту, представлявшую собой кратер затонувшего вулкана, и бросил якорь. Из тростниковых хижин высыпали темно-коричневые туземцы в набедренных повязках, с головными уборами из ярких птичьих перьев. Под гулкие звуки барабанов они заплясали и в один голос радостно кричали:
— Юнга! Юнга!
— Узнали они наш корабль. И больше бус и ожерелий почему-то им полюбился юнга, — с добродушной усмешкой пояснил боцман и в мегафон крикнул на берег: — Сначала разгрузите корабль, а потом я отдам вам юнгу!
На многочисленных пирогах туземцы перевезли на берег ящики с кухонной утварью, инструментами и конечно же украшениями. Взамен они доставили на фрегат большие корзины с овощами и фруктами: наряду с охраной приморских курортных городов боцман занимался торговлей.
Когда загрузка закончилась, внезапно, как это бывает в тропиках, опустилась тихая ночь. В небе зажглись крупные яркие звезды, а на берегу запылали костры. Облокотившись на фальшборт и попыхивая трубкой, боцман с ухмылкой наблюдал, как на берегу в ожидании выстраиваются мужчины, дети, женщины и девушки с бусами на шеях. Боцман, видимо, решил слегка помучить туземцев.
— Юнгу давайте! Юнгу! — послышались нетерпеливые голоса.
Наконец из каюты был выпущен юнга, с лихо заломленным беретом на голове, в новой матросской форме. На берегу его обнимали сверстники, девушки дарили цветы. Под барабанную дробь и звуки неведомо как очутившейся здесь флейты начался праздник. Юнга ликовал. Вместе со всеми он участвовал в каких-то ритуальных факельных шествиях, пел песни и плясал.
— В своей стихии, сорванец, — хмурился капитан. — Ума не приложу, как его переманить в университет?
Утром мы подняли паруса и отправились дальше. Много дней нам благоприятствовала погода с малооблачным небом и умеренными ветрами. Спозаранку над кораблем появлялись большие сиреневые птицы, наши ангелы-хранители. Иногда они опускались на палубу, становились красавицами фрейлинами и о чем-то шептались со своей царицей. Потом птицы снова поднимались вверх, и уже с неба слышались их печальные голоса:
— Возвращайся скорее, царица! Скучаем! Улетали птицы, и снова тихо и пустынно вокруг.
Только изредка проплывут на горизонте паруса, утопающие в бесконечной нежности моря и неба. И что-то захандрила моя подружка, затосковала.
— Какая безмятежность. И какая скука, — пожаловалась она и, оживившись, продекламировала стихи:
— Откуда, из каких миров принесла ты эти чудесные стихи? — спросил я.
— Все с той же планеты, где мое Лебединое озеро. В моей библиотеке есть и художественная литература, переведенная на общекосмический язык.
Наконец фрегат завершил кругосветное плавание, забрался на север и бросил якорь в так называемом Уютном море. Оно действительно оказалось очень уютным, тихим, с небольшим курортным городом на берегу. Здесь мы и поселились в двухэтажном доме с огородом на крыше.
— Буду здесь выращивать огурцы и помидоры, — заявила Аннабель Ли.
Фрегат уплыл по своим делам. Но мы не остались в одиночестве. Отсюда до университетского городка — рукой подать. В отдельной комнате поселился капитан-профессор. Здесь он готовился к лекциям, принимал своих коллег. Частенько с озера прилетали сиреневые птицы, кружились над огородом, шумно, с перебранкой выклевывали ягоды малины и смородины. Царица сердилась. Птицы опускались, становились фрейлинами в нарядных платьях и вели себя прилично. Однако помогать царице в ее огородных делах фрейлины брезгливо отказались, не желая, как они выразились, «рыться в грязи».
По утрам Аннабель Ли с увлечением возилась в огороде. Потом спускалась в свою комнату, садилась за 1 Стихи К. Бальмонта.
рояль и погружалась в тоскующие, словно улетающие вдаль мелодии. Грустила она, видимо, по своей прежней сказочной жизни, по волшебному Лебединому озеру.
Но это была мимолетная грусть. С какой-то ликующей жадностью она уходила в свою новую жизнь — в земную, с ее мелкими горестями и острыми радостями. Каждый день Аннабель Ли отправлялась на рынок за покупками. Очень уж полюбился ей рынок с его сутолокой, гамом и ссорами. Посмеиваясь, она неумело, но с большим азартом торговалась, потом довольная возвращалась и готовила для нас с капитаном обед.
Иногда капитан приглашал к обеду своего коллегу — доктора философии Зайнера. Он своеобразно объяснял свое пристрастие к этому не очень симпатичному типу:
— Ум холодный, как у жабы, но пронзительный и дерзкий. С ним интересно поспорить.
Он сразу же вызвал у меня смутное беспокойство. Неприязнь возросла, когда он заговорил о портрете Фриды. И заговорил словами капитана.
— Какой прекрасный запредельный образ. Она ближе самого облака к тайне мироздания, мудрее его, — журчал его голос, вкрадчивый, ласковый и столь не вязавшийся с едко насмешливыми глазами. — Познакомь с оригиналом, — попросил он меня.
— Знакомить не буду, — не очень вежливо ответил я. — Сожалею, что показал портрет.
Я унес портрет и спрятал его в чулане. Но тут, как назло, с озера прилетели фрейлины, и в комнату вошла Фрида. Доктор Зайнер так и вцепился в нее. Хитрец сразу смекнул, с чего надо начать: с комплиментов.
— Фрида! Да ты еще прекраснее, чем на портрете. Красота и мудрость Вселенной! Богиня неба! Ведь ты знаешь свою тайну?
— Знаю, — улыбнулась польщенная Фрида и поправилась: — Кажется, знаю. Но сказать не могу. Нет у меня нужных слов и этих… Как это у вас, ученых? Абстрактных…
— Абстрактных понятий и категорий? Чепуха. Разберемся. Ты только согласись побеседовать с нами.
Я не стал отговаривать Фриду. Пусть эти невежды сами убедятся, что ключик к единому вселенскому шифру так просто на дороге не валяется.
В небольшом уютном зале собрались ученые из многих университетов планеты. В основном это были люди нетерпеливые, пожелавшие сразу заполучить у Вселенной ответы на все вопросы. Люди, на мой взгляд, не слишком строгих научных и моральных правил. И цели у большинства из них, как потом выяснилось, были недобрые.