Аннабель Ли усадила меня на диван и села рядом:
— Вот теперь послушаю, что все это значит.
Я рассказал о сражении с пиратами, о чудовищном побоище, которое я учинил, о моем пленении и о старпомовских «Размышлениях о Сатане».
— Ну, для него вообще весь мир — Сатана. Неистовствует, мечется и обряжает свои мятущиеся мысли в мифологические образы. Он и сам не прочь принарядиться, покрасоваться, — улыбнулась Аннабель Ли и, посерьезнев, добавила: — И при этом он человек поразительный. Человек великой страсти.
— Ты рассуждаешь так спокойно, как будто ничего не случилось.
— А что, собственно, случилось? — удивилась Аннабель Ли. — О том, что ты особенный, я давно догадывалась.
— Особенный? И ничего больше? — усмехнулся я. — А теперь посмотри, что вытворяет этот «особенный» человек. Эту картину никто еще не видел. Так вот, полюбуйся.
Я сдернул с картины «Пепел» покрывало. Аннабель Ли вскочила на ноги и уставилась на полотно. В ее расширившихся глазах — и удивление, и ужас, и восхищение.
— Да, это странная картина, — прошептала она. — Картина страшной силы и гениальности. — Вздрогнув, она посмотрела на меня. — Неужели и эта уйдет с полотна? Станет будущим нашей планеты?
— Вот именно! — воскликнул я. — Это пророчество дьявола! Но я не дам сбыться этому пророчеству! Не позволю!
Я схватил лежавший на подоконнике кортик и разъяренным зверем накинулся на картину.
— Остановись! — закричала Аннабель Ли. — Не рви! Это гениальное творение!
Но я в сладком исступлении — разрушать тоже приятно! — полосовал, кромсал картину и с наслаждением слышал, как трещит полотно. Отошел назад и полюбовался: в подрамнике висели куски холста, какие-то безобразные лохмотья.
И вдруг волосы у меня встали дыбом. Аннабель Ли вскрикнула. Лохмотья, клочья холста зашевелились, как змеи, потянулись вверх, вставали на свои места и… срастались. Еще секунда-две — и картина восстановилась!
В ужасе мы бросились из мастерской. Но в коридоре Аннабель Ли неожиданно остановилась и рассмеялась. Удивительная женщина!
— Боже мой! Какие мы трусы. Это же красиво. Просто здорово. Идем назад и полюбуемся.
В мастерской картина стояла как ни в чем не бывало. Аннабель Ли бережно закрыла ее покрывалом и с философским спокойствием изрекла:
— Чему быть, того не миновать. Пусть летит планета Счастливая в преисподнюю. Туда ей и дорога.
— Но я-то! Все это говорит о том…
— Что ты Сатана? Ну и прекрасно! — рассмеялась Аннабель Ли и, посерьезнев, сказала: — Никакой ты не мистический дьявол. Ты человек какого-то таинственного происхождения. Разве я полюбила бы другого? С тобой связано что-то грандиозное и романтическое.
— Разрушительное и злое, — добавил я. — Прав негодяй старпом. Сатана я! Дьявол!
— Перестань! — рассердилась Аннабель Ли. — Ты гениальный художник. А в гениальности всегда есть что-то сатанинское и разрушительное. Созидание и разрушение — одно и то же.
«Вот это да! — мысленно ахнул я. — Прямо-таки Гераклит».
— Ну что ты так странно смотришь на меня? Как будто видишь впервые.
— Ты сказала сейчас удивительно мудрую вещь. Она меня даже несколько успокоила. Может быть, все дело в моем особом даровании?
— Успокоился? Вот и хорошо. Сейчас пойдем и позавтракаем.
За завтраком нам прислуживали проснувшиеся птицы-фрейлины. Две птицы полетели к боцману и капитану, чтобы оповестить их о моем побеге из плена. Аннабель Ли попросила подробнее рассказать о бойне на корабле старпома. Слушала она, как я и ожидал, с детским восхищением и страхом.
— Летал по палубе ураганом и рубил, кромсал? Как это здорово! Как красиво!
— Но я же изрубил десятки людей.
— Пиратов? Ну и что? Думаешь, что это зло? Это еще как сказать.
— Но я совершил немало и космических подвигов. Явно злых. Ну, например, сокрушительным ураганом пронесся по той планете, где потом обосновался старпом-тиранозавр.
— Ну и что?
— Как — что? Здесь дело нечистое. Непонятно как, но я невольно помог старпому в его злых делах, даже принудил его. Именно невольно, словно я попал в какую-то паутину… Сообразил! Этот гад все знает! Это он для меня и старпома сплел паутину! Это он вычислил!
— Ты имеешь в виду Великого Вычислителя? Сейчас слетаем к нему и узнаем. Кстати, как он там?
Великий Вычислитель явно процветал. Наши птицы, снизившись, кружили над болотом, и мы видели его хорошо ухоженные плантации-островки и ровные ряды кочек с болотными кустарниками и широколиственными травами. Вычислитель грелся на солнышке и длинным языком слизывал с листьев гусениц, выхватывал из воды мальков. На его широком лбу-экране с большой приятностью проплывали голубые, розовые, алые круги и облака. «Вот еще один обыватель, — подумал я. — Вот где болото беззаботной и сытой жизни».
К нашему визиту Вычислитель отнесся настороженно. Но мы задобрили его, похвалив плантации.
— Да, хорошо здесь. Кругом дерутся, а у нас тихо, уютно. Никто не трогает. Кому нужно болото?
— Чем же кончится всепланетная заваруха? — спросил я.
— А мне плевать, чем она кончится, — высокомерно ответила жаба, уверенная в своей безопасности.
— Ладно, процветай, — усмехнулся я. — Вернемся к давним временам. Помнишь, как ты вычислил старпому жизнь в мезозойской эре?
— О, это была моя блестящая операция. — На экране Вычислителя хвастливо завальсировали розовые круги. — Удивляешься, откуда я почерпнул подробную информацию, не побывав в той части Вселенной? Космос живет единой жизнью. Со всех сторон, в том числе с той планеты, ко мне неслись электромагнитные, гравитационные и многие другие волны. И я видел планету как на экране. Видел чудовищный ураган, взрыв сверхновой звезды. В этот момент по моей подсказке и десантировался ваш старпом, вылупился из яйца. И кем? Тиранозавром! Остроумно, не правда ли?
Вычислитель захихикал, на лбу-экране весело заплясали цветные круги.
— Старпом удачно влился в биологический поток планеты и прожил многие жизни, полные величия и могущества… Он доволен. И я тоже. Это мое вершинное достижение. Бывали у меня и другие успехи. О, какие были вычисления! Какой блеск! Какое остроумие! Вот послушайте.
Вместе со старостью у жабы развились и ее пороки — болтливость и хвастливость. Я остановил ее:
— Хорошо, хорошо! Потом. Меня тревожит моя собственная роль во всей этой истории.
— Не пойму, откуда ты взялся в тот момент? Но твоя встреча со старпомом-тиранозавром не оставила ни малейшего следа в истории планеты. Не волнуйся.
«Врет и хитрит жаба», — подумал я и спросил:
— А ураган?
— О, ураган сыграл большую роль. Какую? Не помню. Но я блестяще вычислил все последствия урагана.
— Так то был я. Я прогремел ураганом.
— Не понимаю. — На экране Вычислителя лениво заколыхались формулы и цифры. Они дрожали, кривились и вскоре погасли. — Нет, ничего не пойму.
— То был живой, одушевленный ураган, — втолковывал я жабе и про себя думал: «Наверняка опять хитрит и виляет, негодяй». — То был Сатана в образе урагана. То дьявол пронесся по планете ураганом, и дьявол этот — я.
Вычислитель отшатнулся, испуганно вылупил на меня свои огромные мутно-зеленые жабьи глаза и в ужасе замахал передними лапами:
— Нет, нет! То было естественное явление. Никакого дьявола не бывает. Зачем издеваешься надо мной! Я не верю в мистику. Я материалист!
— Да иди ты к черту со своим материализмом! — разозлился я.
Аннабель Ли рассмеялась, с трудом помирила нас и попыталась оживить беседу. Но Вычислитель смотрел на нас с недоверием, по его экрану ползли неприветливые хмурые тучи. Ничего не добившись, мы вернулись домой.
Вернулись вовремя: только что на остров наш прибыли боцман и капитан.
— Невероятно! — с радостью и удивлением воскликнул капитан. — Жив и здоров! Но мы же видели…
— Ничего вы не видели. Темно было, и не видели главного: я вырубил полкоманды пиратов.
— Полкоманды? — Капитан-профессор в недоумении заморгал глазами.
— Потом я объясню, если это вообще поддается объяснению. Сначала обсудим, как разгромить Вольного Рыцаря.