Всю ночь не спал, размышлял над этим молнией сверкнувшим видением. Пытался еще раз вызвать его в памяти. Тщетно. От видения остались ускользающие клочья тумана и ощущение чего-то невыразимого, расплывчатого и смутного, как музыка».
«Ишь ты, — невольно подумал я. — Пишет-то как. С претензиями на литературную изысканность». Но дальше из-под его пера посыпались такие солдафонские грубости и оскорбления, что от гнева у меня потемнело в глазах.
«Боже мой, это же мозгляк, жалкое ничтожество, — пишет этот негодяй. — Присмотрелся сегодня к штурману повнимательнее и ахнул. Как я мог это ничтожество считать космической персоной? Что со мной случилось вчера? Затмение? Правда, внешне это мужик видный, представительный. Но ничего яркого, ни одной запоминающейся черты, ни одного оригинального штриха. Серость. И эта посредственность, говорят, занимается живописью. Представляю, какая это бездарная мазня».
Хотел я бросить чтение, но дальше опять невероятное. Комплименты по моему адресу? Вот уж не знаю — комплименты ли?
«Я разбит! Раздавлен и уничтожен! — восклицает старпом. — Как я ошибался! Подкрался как-то я к штурману, углубившемуся в свою картину, взглянул на полотно, и меня будто оглушило, захватило и затянуло в запредельные тоскующие дали. Сильная картина! Она за пределами человеческих возможностей. Ее мог создать либо какой-нибудь сверхгений, либо… Сатана. А не тороплюсь ли я со своими метафизическими подозрениями?
Нет, не тороплюсь! Через несколько дней мельком увидел его новую картину «Синие звезды», и меня охватил восторг и… ужас! На картине корабль, похожий на наш фрегат, подгоняемый бушующим светом невероятно синих и страшных звезд, летит навстречу своей гибели, в какую-то прожорливую космическую прорву. Что это? Пророчество Сатаны?..»
«Опять Сатана», — усмехнулся я. Картина и в самом деле сильная и до того жуткая, что я сам испугался. Но оторваться от нее не мог и писал украдкой, втайне даже от капитана. А старпом все же ухитрился и выглядел. Вот нахал!
Я перевернул следующую страницу, но там пусто, записи обрываются. Я запрятал тетрадь подальше и поспешил к капитану. О дневнике ему, конечно, ни слова, но рассказал о пьянке, о своих подозрениях относительно команды и боцмана.
— Чепуха! — махнул рукой капитан. — Боцману верю, как самому себе. Он мой давний друг. А команда…
— А команду ты зря поручил набрать этому мерзавцу!
Не на шутку рассердившись на этого мягкотелого и доверчивого человека, я вскочил на ноги и начал ходить из угла в угол.
— Не придирайся, — упорствовал капитан. — Старпом хороший моряк.
— Хороший! Хороший! — Я все больше раздражался. — Негодяй он хороший. И ты ничего не замечал…
— Вообще-то стал замечать за ним что-то неладное. За ним и его…
— И его шайкой! Ты даже стесняешься называть вещи своими именами. Как же, грубое слово! Оскорбительное!
— Успокойся, штурман! — прикрикнул капитан суровым командирским тоном.
«Наконец-то, — облегченно вздохнул я. — К капитану вернулись — надолго ли, не знаю — его прежние волевые качества».
— Успокойся, — смягчился капитан. — Садись, давай поговорим.
Посовещавшись, мы согласились не предпринимать решительных действий, пока не проспится боцман. Как мы догадывались, этот хитрец многое выведал.
— Мятеж! — Капитан, осознавший серьезность положения, грозно сжимал кулаки. — Они задумали мятеж.
— Но с какой целью?
— Захватить фрегат и заняться разбоем. Фрегат-то первоклассный. Возьми мой трехствольный пистолет. Бери, бери! У меня еще есть. А завтра вооружим надежных людей.
Но, увы, самый надежный человек лежал мертвецки пьяный.
Утром, как ни пытался я разбудить боцмана, он лишь мычал и ворочался с боку на бок.
— Не тревожь боцмана, — послышался сзади насмешливый голос.
Я обернулся и увидел трех дюжих матросов.
— Пусть выспится, — хохотнул один. — Он теперь наш мужик.
Я схватился за пистолет, но упал, оглушенный кулаком. Очнулся уже опутанный по рукам и ногам ремнями и веревками.
Меня вытащили на палубу и посадили у грот-мачты рядом со связанным капитаном. Держался он молодцом. Кока, врача, юнгу и плотника под дулами мушкетов держали отдельно.
— А вот и боцман! — обрадовался Хендис Хо. Бережно поддерживая под локти, матросы вывели на палубу продиравшего глаза боцмана.
— Ну и накачался я вчера, — ухмыльнувшись, сказал он Хендису Хо. — Помоги, дружище, умыться.
— Освежись, дружок. Освежись, — юлил и змеей извивался Хендис Хо. — Наклони голову, а я из ковшика полью.
— Не может быть, — прошептал капитан.
И я не верил глазам своим. Боцман не обращал на нас ни малейшего внимания. Как будто нас и не было. Блаженно вздыхая и покрякивая, он умылся и пальцем поманил юнгу.
— Идем, малыш. Покажу, как пушки заряжать, — сказал боцман и подмигнул недоумевающему Хендису Хо: — Он тоже наш.
— Предатель! — загремел плотник и с кулаками набросился на боцмана.
— Наших бьют! Выручай, братва! — закричали матросы и гурьбой навалились на плотника.
Завязалась потасовка. Из своей каюты вышел старпом, понаблюдал с усмешечкой за шевелящейся кучей и властным голосом приказал:
— Свяжите этого взбесившегося болвана! Матросы, многие из которых не досчитались зубов, опутали ремнями оглушенного плотника и уволокли вниз. Старпом прошелся по палубе и вдруг, словно невзначай, увидел нас.
— Как?! — с шутовским изумлением воскликнул он. — Они и вас связали? Бедненькие вы мои. Какие неучтивые эти матросы!
Матросы почтительно стояли поодаль и посмеивались. Расхаживая, старпом с наигранным сочувствием посматривал на нас и продолжал издеваться.
— Как же так получилось? Ума не приложу, — сокрушался старпом. — Как мы проморгали фрегат? Ах, наглецы эти матросы. Захватили власть и стали выбирать капитана. Боже мой! Как я сопротивлялся. На коленях умолял: не надо! Так нет же, выбрали меня. Так, что ли?..
— Так! — кричали матросы. — А боцмана старпомом.
— Как! — ахнул старпом и с издевательски шутовским отчаянием развел руками. — Даже боцман переметнулся? Вот видите? Ничего не могу поделать. Провидение! Чего хочет команда, того желает и Провидение. Ты ведь, кажется, веришь в Провидение? — ткнул он пальцем в капитана. — Веришь! И в прекрасный божественный мир веришь? Вот матросы вежливо и переправят вас туда. И ничегошеньки я поделать не смогу. Что мне остается? Только стоять в сторонке и со слезами на глазах смотреть, как они оторвут у тебя руку, поджарят и съедят. Потом ногу… Ха! Ха! Ха!
Мороз пробежал по моей спине. «Не померещилось мне тогда», — мелькнула мысль. Но — странно! — в старпомовском хохоте слышалась не столько злоба, сколько отчаяние, глубокая затаенная боль.
— Пусть пока живут, — вмешался Хендис Хо. — Они нам еще нужны. Пусть приведут корабль к Болоту, а там я знаю дорогу к острову. Знаю!
— Это еще что такое? Бунт на корабле? — Старпом метнул на Хендиса Хо гневный взгляд.
Но тот не смутился, чувствуя за спиной поддержку.
— Диво! — шумели матросы. — Сначала возьмем Диво!
— Болваны! — покраснев от ярости, вспыхнул старпом. — Нет никакого Дива. Или захотели превратиться в трухлявые скелеты, как ваш Рихтер Роу и его придурки?
— Паруса! — закричал кто-то.
И в самом деле, вдали, с той стороны, откуда доносился гул Штормового моря, выскочил парусник.
— Кто бы это? Ты ведь знаешь, — обратился ко мне старпом. — Молчишь? Ничего, скоро заговоришь. У меня с тобой особые счеты.
В это время еще одна звезда-цефеида, до этого невидимая, выступила из тьмы и, быстро расширяясь, затмила своим сиянием ближние светила. Загадочный парусник, разгоняемый ее ураганным излучением, мчался в нашу сторону. По всему видать, им никто не управлял. Мачты гнулись, как стебли камыша, вздутые паруса рвались в клочья. Скоро я увидел, что это прекрасно оснащенный трехмачтовый фрегат.
— «Серый коршун»! — закричал Хендис Хо. — Там брат Рихтера Роу! Он проскочил к острову и захватил Диво. Опередил нас!