После смерти бабушки Христины Петр перебрался в дом Володьки и Валентины. Ни дня не схотел жить больше в дедовском доме, где вырос. Добро быстро растащили дети Христины, деньги с продажи разделили на всех. Валентина посчитала несправедливо так поступать с Петром. На внуке держалось хозяйство, бабушку не оставил, как родные дети сделали. Избу топить чем-то тоже надо. В Лесхозе работает, дровами всем помогает. Оставили Петра голым. Володька помалкивал. А Петру, действительно, и гроша не хотелось иметь с добра дедовского. Сытый по горло жизнью там.
Валентина Колесень поругивала Петра за походы к Саре.
— Женится табе надо, Петр Васильевич. Распашонок у тебя среди доярок, любая ноги будет мыть. — «Распашонками» Петр звал ласково своих подруг из Зимника. За их любовью безответную, за готовность распахнуть для Петра душу, только бровью поведет. Жила в Петре какая-то внутренняя красота, не объяснимая на словах. И доярки сходили с ума от молодого и не женатого мужика. Будто мёдом для них там намазано…
— Невеста еще для меня не родилась, — угрюмился от намеков Петр. Работал он в лесу на заготовке «вагонной стойки» и получал большие деньги. Детей у Володьки полный дом, не таясь, отдавал деньги Валентине, часть зарплаты: обстирывает племянника, кормит. Нахлебником жить не согласен.
Маёвку в тот год отрядились справлять на Апанские озера. Отсеялись, отжитничали. Семьей на маёвку поехали. Петр по такому случаю выехал с лесоделяны. Хоть и не колхозник уже, но день выходной для всех. Валя принарядилась, маковым цветом расцвела: в люди шла. Дома-то вечно в застиранном платье, калоши в навозе, руки в черных трещинах от печной сажи. Орава большая, за всеми приглядеть надо, все малые еще, корми их только да корми. Не до праздников. А здесь не узнать Валентину. Кто бы мог распознать в крепкой мужичке, когда она толклась на своей усадьбе по хозяйству, такую медлительно мягкую в движениях — грацию красавицу. Подтянутая в талии, в ботиках, с кружевным платком на плечах.
Володька и ну ревновать к Петру. Будто сам он не видит. Знал, кого замуж брал. Нервничает, пьет водку без меры. Озерная гладь зеркалом умывается под зрелым днем. Солнце над головой. Жара. Устроились в холодок под тополем.
Автолавки из Абана. Народу купающегося тьма. Дети из воды не выбираются. Парит, к дождю. И как будто бы не к добру. Валентина даже вкуса спиртного не знает, зато мужик за двоих управляется. Петр тоже выпить не промах, но и он, поглядывая на расстроенную Валентину, не пьет на этой маевке, не его этот праздник. Такое с ним случалось, никакими посулами не заставишь выпить, если не захочет. Петр и не хотел. Из-за Вали поехал, с детьми помочь надо. С Володьки-то, какой прок, с пьяного.
Надумали купаться. Володька плавать не умел. Пьяный, он не управляемый был.
— Вы, мне не указ! — отцепил он от себя Валентину. А потом разбежался и нырнул на мелководье. И сообразить никто не успел, как он это сотворил. Всплыл он и остался лицом в воде. Все понял Петр, сломал Володька лен. Не жилец.
Вытащили из воды. На берегу и умер. Все произошло так стремительно, что дети и не поняли, что нет больше у них отца.
Год из горя не могла выбраться Валентина. Хорошо, рядом Петр. Лесхоз он бросил, вернулся скотником в совхоз. Работал на центральной усадьбе, в лес пасти молодняк отказался. Пять сирот на себя взял. Старший Володя, в пятом классе будет учиться, Коля, младшенький, едва шести годов достиг. Дом будто беду ждал: печку надо перекладывать, потолки в дожди текут, крышу необходимо — новой толью закрывать. До холодов все успел исправить Петр. Зиму в тепле дети встретили, сытыми и обутыми; расчет в Лесхозе он получил крупный. Одежку детям справили. Так и зима минула.
На мартовские праздники Петр привез Вале из Абана светлый шерстяной отрез на платье. О пьянках с мужиками и забыл думать. Детям подарков набрал: курточки весенние и модные, конфеты на стол высыпал горой, пряники в шоколаде. В деревенском магазине такого не продают. Валя расстаралась, стол накрыла, водки казенной выставила. Чего бы никогда не сделала при Володьке.