Степь была светла и просторна, колея дороги плавно поднималась к селу, невидимому из низинки. Все было как вчера, только откуда-то взялись эти занесенные снегом бугорки. Их сначала по запальчивости пытались обходить, но затем рассмотрелись, что это не природные образования, а их друзья, брошенные при вчерашнем бегстве.
-О, Джузеппе - кто-то узнавал друга убитого и закоченевшего за ночь, ставшего холмиком. Это в них шлепались злые пчелы, вжикающие в ночи. Укус оказался смертельным. Постойте, так это Джузи захрипел и упал... Он, видать, просил о помощи, да кто же услышит последнюю просьбу остывающих губ, когда все неслись сломя голову в спасительный лес... Ну, русские, держитесь, теперь вам покажут, как умеют воевать итальянские берсальеры. Вам сейчас покажут, сейчас увидите...
Толпа проследовала селом, иногда раздавались горестные восклицания - о, мама, мия. Жажда мщения гнала их вперед, где в километре за селом виднелись две высотки, опоясанные ходами сообщений. Выкрикивая проклятия и галдя, масса, считавшая себя солдатами, приближалась все ближе и ближе к высоткам, и уже начала подбадривать себя выстрелами, как вдруг в этой массе вырос дымный серый цветок, затем другой, третий.
-Мама мия - откуда у русских минометы? Да это же наши минометы, они захватили их ночью и теперь убивают нас из нашего же оружия. Звуки боя глушили яростные крики наступающих, делая их очередными бугорками в ровной степи. И когда передние уже легли, задние поняли, что им предстоит снова бежать в спасительный лес, только теперь днем, на перегонки со злыми пчелами, которые вчера убили стольких друзей, а теперь прилетят, возможно, за тобой...
Солдаты 130 ОМСБ были рады такому случаю отомстить захватчикам, не вполне точно, но быстро закидывая итальянцев минами. Триязыков и еще кто-то сел на мотоцикл и попробовал догнать отступавших. Кто не смог быстро убежать, лег на улице Михайловки, некоторых взяли в плен. Проверили брошенный обоз, собрали оружие, боеприпасы и вернулись вполне довольными собой. Так бы воевать и воевать... Но вскоре пришел приказ отходить в город, поскольку с севера в город входила 9 пехотная дивизия итальянцев "Челере", с запада приближались немцы, группа Шведлера, с востока обошли, захватывая Рыково, берсальеры 52 дивизии "Посубио рома".
2 ноября пришлось оставить и центр города.
Такой же бой прошел в Андреевке. Спустя день было странным видеть, как по степи ходят группы русских и итальянцев и никто никого не трогает. Каждый хоронил, как мог, своих. У последнего здания за Штейгерской горной школой стояли кучкой женщины, ожидая группу мужчин, которые как казалось, тоже заняты похоронами. Они вернулись кто с сапогами, кто с брюками, или шинелью. Это были мародеры. Советской власти больше не было, армии было не когда, вот и осмелели всякие падальщики выворачивать карманы своих защитников, сдирая с убитых амуницию.
-Моего не видел - жалобно спрашивали солдатки, еще неделю назад проводившие мужей на войну.
-А ты сама сходи, глянь - огрызались мародеры.
-Да, боязно - вздыхали женщины и роняли слезу.
Во дворе дома 11 по Горького стояла пушка. Старая трехдюймовка на воловьей тяге. Два вола вытащили ее и потянулись за нею солдаты всех мастей куда-то на восток. А через день кто-то из командиров привел одного вола и, собрав жителей двора, объявил, что вернутся, обязательно вернутся, но сейчас предложил поделить вола на всех во дворе, поскольку как-то надо жить, а когда вернутся еще не известно... И застрелил вола. Повсюду шла метушня. Грабили базы и магазины, растянули сданные приемники, кучей лежавшие на Советской улице. Из 16-го дома Гриша Архипенко помогал матери запасаться провиантом на брошенной базе НКВД, но увидел художественные краски всех цветов в тубах и... не смог удержаться - пока мать таскала съестное, несколько раз сбегал, пряча в карманах художественные краски.
2 ноября в проулке застрочил пулемет. Бахнуло раз, два взрывами. Кто-то застонал. Его окликнул торопливый голос - "ранен, куда, ну держись, держись, поднимайся, давай сюда...".
Все стихло. На сковороде поджарили какие-то ошметки от вола и собрались обедать, как вдруг в окно постучали...
Старшая женщина приоткрыла занавеску и увидела итальянского солдата, который что-то тарахтел на не понятном языке подкрепляя слова жестами, из которых поняли, что он придет потом жить сюда, чтобы место никто больше не занимал.