-Так они же с ружьями придут, как же я не пущу?- возражала хозяйка.
Но, снова у базара бахнуло, и солдат побежал туда. Побежал, да и не вернулся больше. Может лучше нашел, а может...
В первой квартире этого дома родился мальчик - Костик. Через год его мать напишет донос на мою бабушку, что, мол, у нее брат коммунист, и нельзя ли по такому случаю переехать в ее квартиру, большую.
Утром 3 ноября пошли за водой - водопровод взорвали при отступлении - а у колодца на улице Технической уже толпа баб. Но там же, у колодца, человек с ружьем. Все стоят притихшие, на расстоянии. Через время одна, кто по бойчей, подошла и словами, а больше жестами попросила набрать воды, на что солдат не русский сказал, указывая на колодец -Прего, Прего. По-итальянски, пожалуйста, пожалуйста. Но, не искушенные в языках бабы нахмурились, одна из них, глядя решительно, сказала:
-Сам прыгай, черт нерусский!
Так началась оккупация...
Немцы пришли и в декабре объявили новый порядок, одним из требований которого было - приемники сдать! Ну, сдать, так сдать.
Бывало, немцы, обычно грязные солдаты с передовой, выгоняли всех в сарай, а сами оставались в квартире, хозяйничая, как им вздумается...
Но такие оставались не долго, вскоре их вновь подхватывал вихрь войны и они уходили, как и приходили, ни здрасьте, ни до свиданья.
Но, в основном, первым появлялся денщик, или какой-нибудь порученец, осматривал все комнаты, решал, подходит или нет, определял, где будет жить постоялец, а где жильцы, и что от них ожидалось.
Однажды пришел такой- то ли денщик, то ли интендант какой-то. Все посмотрел, удовлетворенно по - улыбался, распорядился убрать лишнее на его взгляд из большой комнаты, и переставить в неё то, что ему казалось, там пригодится.
Вечером он привел нового постояльца. То почтительно забегая вперед, то пропуская вперед старшего, о чем ясно говорило его поведение, офицера. Наконец, показал подготовленные апартаменты. Старший легко кивнул, гут, окинул взором всех, от прабабушки до внучки и, определившись, поманил старшую женщину к себе- "матка, ком". Коротко распорядился, что, когда ему подать. Затем подвел к приемнику размером с шифоньер, принесенному двумя солдатами, и жестами вполне доходчиво объяснил- к приемнику не прикасаться, иначе, палец продемонстрировал, как петля затянется на шее провинившегося - "капут".
Был он строг и черен. Такой черной формы еще не приходилось видеть. Позже соседи в полголоса сказали, что ходит на работу этот немец то ли в гестапо, то ли в СД. Во всяком случае, нечто страшное о его работе вполне соответствовало его черной униформе. Всегда сдержан, опрятен, подтянут, никак не выдававший своей заинтересованности в разговоре с домочадцами, когда приходил, все невольно притихали.
Но, ко всему привыкает человек, и к страху тоже. Целый день немца нет, а приемник стоит себе. Разве вечером постоялец включит его не надолго, и то приглушено, для себя, только через закрытую дверь слышно эфирные звуки.
Жажда новостей одолела осторожных женщин и однажды, проводив немца на службу, прабабушка тихонько прошла в комнату и, набравшись смелости, включила приемник.
Тихо-тихо, едва ловя ухом шум эфира, она нашла знакомую волну, и чуть погодя прослушала сводку Совинформбюро.
Впечатлений хватило сполна на этот вечер, и следующий день. И от избытка чувств, женщины делились ею с соседями и знакомыми на рынке.
Так и пошло. Немец на работу - бабушка к приемнику. Не злоупотребляли особо, и не кукарекали на всю ивановскую, а только стали веселей от сопричастности к великим событиям, происходящим где-то на фронтах Второй мировой.
Все бы и ничего, но однажды привычную картину нарушил строгий голос немца, пришедшего с работы - "матка, ком"
Может чего надо ему? Без задней мысли бабушка с готовность подошла к постояльцу - чего изволите?
Фашист взял её за руку, подвел, притихшую и начинающую пугаться, к приемнику, и приложил ее ладонь к радиолампам, огромным, как пол-литровые банки.