— Дело в том, что Вероника и ее племянник, наверное, являются самыми “не от мира сего” людьми, которых я в жизни встречала, — пояснила Риган. — К тому же тратит она деньги, пожалуй, только вот на такие путешествия. Что касается поместья, то Вероника вряд ли даже представляет себе его реальную стоимость. Племянник же только и занят, что высаживанием цветочков вокруг усадьбы.
— А кто же тогда унаследует всю эту землю? — продолжал допытываться Кеннет.
Риган пожала плечами.
— Вероятно, племянник и унаследует.
— Она говорила мне, что собирается навестить каких-то своих племянниц, — произнес Кеннет, — и поэтому просила привести в порядок ее прическу до нашего прибытия в Нью-Йорк.
— Это какая-то ее двоюродная племянница, которая вдруг принялась слать Веронике письма с фотографиями. Вероника этой двоюродной племянницы в жизни в глаза не видела, но почему-то с удовольствием ей написала и даже послала в ответ свои фотографии, а также снимки племянника, его невесты и самого Ллевелин-холла.
— А чем занимается эта племянница? — спросил Дейл.
— Кажется, она только что потеряла работу, поэтому сможет повозить Веронику по городу, показать ей окрестности. — Риган нахмурилась. — Вероника мне как-то говорила, что работала эта племянница в какой-то фирме по торговле недвижимостью.
Кеннет удивленно поднял вверх брови.
— Что ж, тогда, вероятно, хоть она не витает в облаках, — заметил Дейл. — На месте племянника, даже если бы я был и “не от мира сего”, начал бы беспокоиться по поводу своего наследства.
Сильви радостно летала по каюте, побрызгивая на себя духами, напевая при этом: “Мы знаем, где лежат денежки”. Мелодию она примерно помнила, пела с чувством, но вот со словами совсем не ладилось. В результате получалось что-то вроде: “…о, ты права, дорогая, мы знаем, где лежат денежки. Ты так прекрасна… я тоже мил… та-ра-ра… мы знаем, где денежки… о, именно так, дорогая… мы избавимся от старушки Виолет… та-ра-ра… и все будет здорово…”.
Надевая свое кремовое коктейльное платье, Сильви вдруг поняла, что давно уже так не волновалась перед встречей с мужчиной. Очень даже давно. Слишком давно. Милтон был таким милым. Таким джентльменом. Общение с ним сегодня было для Сильви приятным и болезненным, потому что чересчур напоминало те счастливые дни, когда рядом с ней был Гаролд. Гаролд потом умер. Второго мужа, негодяя, и вспоминать не хотелось. Он в счет не шел. А вот жизнь с Гаролдом была необыкновенной.
Этим вечером Милтон, сам того не подозревая, вызвал в душе Сильви все эти уже позабытые было чувства. Она вдруг опять вспомнила, как хорошо бывает жить на свете, если рядом кто-то близкий и если с этим кем-то так много общего. Когда вечером эта старая перечница Виолет наконец-то пошла спать, сдавшись под молчаливым напором Сильви и под действием своего лечебного пластыря, Сильви и Милтон отправились погулять по палубе. Милтон снял свой свитер и накинул его на плечи Сильви, чтобы защитить ее от усиливающегося ветра. Сильви тогда ощутила себя совсем как некая студентка колледжа из группы моральной поддержки институтской футбольной команды, которой ее любимый игрок накинул на плечи свою футбольную форменную куртку.
“Мне не следует слишком поддаваться всем этим почти позабытым чувствам”, — сказала себе Сильви, застегивая последний крючок на платье. При этом ее не оставляла надежда, что чуть-чуть ее духов все-таки останется на свитере Милтона. Когда он вновь наденет этот свитер, духи напомнят ему о ней. Ничто так не вызывает воспоминания, как запах. “Правда, при моем везении, скорее все произойдет наоборот: его старшая сестренка напялит этот свитер, а потом вернет его братцу вонючим, как все, что носят старухи”.
Сильви взглянула на часы. Шесть сорок пять. “Пора идти”, — решила она. При этом ей вспомнились те бесчисленные разы, когда она чувствовала себя страшно одинокой на подобных капитанских коктейлях. Это очень плохо сказывалось на ее расположении духа. Что ж, сегодня все будет совершенно иначе. Сначала она найдет Милтона и Виолет, а затем представит их соседям по ее столику. Главное — представить их леди Экснер. Если из этого ничего путного не получится, тогда придется прибегнуть к помощи Гевина. Он-то уж, наверное, сможет как-то развеселить суровую и неприступную Виолет. Приняв такой план действий, Сильви нанесла на губы свежий слой помады и весело пропела: “Сегодня, сегодня, мне предстоит необычный вечер…”.
Нора помогала Люку застегнуть застежки на его “тукседо”.
— Я просто не представляю, как с этими штуками справляются те мужчины, что живут одни, — не удержался от комментария Люк.
— Ну, тебе-то я точно не позволю на своем опыте выяснить, как они это делают, — улыбнулась Нора. — Ты так здорово выглядишь. Особенно в черном костюме.
— Как сказала бы твоя дочь, это полезно для моего бизнеса, — улыбнулся в ответ Люк и, слегка склонившись, поцеловал жену.
Нора нахмурилась.
Люк понял, что зря напомнил сейчас жене о Риган. После сеанса предсказательницы, прошедшего сегодня днем, Нора не могла найти себе места. Люк еле-еле успокоил ее, и вот из-за этого неосторожного замечания вся нервотрепка могла начаться снова.
— Дорогая, нам всего-то осталось провести на этом корабле несколько дней, а потом она опять вернется к своей работе, опять будет заниматься своими самыми обычными преступниками. Кстати, именно это должно нас, по идее, действительно волновать. А вовсе не то, что она опекает какую-то там безвредную старушку, живущую, напомню, в лучшем номере лайнера. — Люк обнял жену. — Лучше подумай о том, за кого все же следует выдать ее замуж.
Нора не могла не рассмеяться и, играя, чуть пихнула мужа локтем.
— Ладно, хватит! Тем не менее я буду чувствовать себя гораздо спокойнее, когда мы все наконец сойдем с этого корабля.
— Согласен, я тоже тогда буду чувствовать себя спокойнее. Кроме того, мне не терпится узнать мнение Риган о новом оформлении зеленых залов в нашей конторе.
Риган вышла вслед за Вероникой из их каюты. Она в принципе не собиралась плыть на корабле домой и поэтому не взяла с собой в Оксфорд никаких достаточно подходящих к данному случаю коктейльных платьев. Пришлось надеть разочаровывающе простенькое вечернее платье, которое смотрелось откровенно бедно на фоне броского серебряного бального туалета, в который облачилась Вероника. Это было то самое платье, надевать которое накануне вечером Риган отговорила свою компаньонку. “Мне бы еще найти где-нибудь белый фартук, и тогда люди будут просто-напросто принимать меня за служанку, сопровождающую свою госпожу”, — зло думала Риган.
Женщины вошли в лифт, и его двери неожиданно быстро закрылись, защемив шлейф платья Вероники. Риган принялась лихорадочно нажимать на все подряд кнопки, чтобы открыть двери и спасти платье. Но беспокоиться не следовало. Когда, жужжа, двери лифта открылись, смятый было край платья вновь расправился как ни в чем не бывало, приняв свою первозданную форму. “Вот это да! — удивилась Риган. — Да у нее даже платье, так сказать, “небьющееся, немнущееся”. А лифт, наверное, был использован некими духами, блюстителями высокой моды, не желающими допустить Веронику на сегодняшнее мероприятие в таком ужасающем наряде”.
— Ух ты, — воскликнула Вероника, — спасибо Риган, я так рада, что платье не порвалось.
“Порвалось? — подумала Риган. — Да оно просто не может порваться. Оно, вероятно, сделано в США из стальных кусков. Такое не порвется и не сломается”.
— Не беспокойтесь, Вероника. Вы выглядите просто замечательно.
— Ты тоже, дорогая. Но все же мне надо сводить тебя по магазинам и купить что-нибудь действительно шикарное. Например, ты выглядела бы просто потрясающе в таком вот платье, как у меня. Не поверишь, я ведь купила его на распродаже!