— Леня! Ты.. — удивился Датченко, когда увидел поблизости парашютиста, приземлившегося на запасном парашюте. — Как же это тебя, а?
Асаенок, как положено по инструкции, ракетой обозначил свое местонахождение. Потом снял маску, вытер рукавом мокрое лицо и ответил, обнажив крупные зубы.
— Видал? А все потому, что там страшно дует. Как в трубе. Небось Борька перепугался? — бурые, как у медвежонка, глаза Асаенка горели нескрываемым счастьем. — Понимаешь, ничего сделать не мог. Как бросит меня и прямо к нему между строп…
К Асаенку бежали парашютисты и встречавшие их на площадке альпинисты. Тут же появился фоторепортер. Немного растерянный и бледный подошел Борис Михеев. Молча обнял Асаенка, поцеловал. Ребята стали поздравлять побратимов. Не часто случается такое в небе.
— Ну, а теперь можно и письмо жинке написать, — улыбнулся Датченко, тоже обнимая Асаенка. — Правда, Леня?
— Теперь порядок, — ответил Леонид. — Напишем…
Все тридцать шесть парашютистов партиями по двенадцать человек успешно приземлились на северном плато пика Ленина. Отклонения были незначительные.
Самолет снова зашел на заданный курс, и с минуты на минуту в небе должны были появиться еще десять разноцветных куполов. Только теперь Виктор заметил Анатолия Хиничева. Это он запалил дымовую шашку.
— Молодчина же Толька, — сказал Асаенок. — Его шашки так здорово помогли…
— Он умница, и летчикам поправочки давал, — похвалил Анатолия кто-то из альпинистов. — Отличный радист и синоптик.
— И парашютист неплохой, — добавил Виктор. — Уж так получилось, что не пришлось ему прыгать.
Конечно, случай в небе, происшедший с Асаенком и Михеевым, нельзя считать обычным. Разговоров о воздушном столкновении, которое могло бы закончиться драматически, было много. Парашютисты пришли к выводу, что над высокими горами, где возникают сильные потоки воздуха, подобные ситуации при спуске вполне вероятны. Значит слишком кучное десантирование не желательно.
В группе тридцати шести парашютистов все шло по плану, если не считать благополучно завершившегося столкновения двух парашютистов и травмы, которую получил Виктор Датченко в момент приземления.
Оставив на пике Ленина в специальной кассете письмо к потомкам, комсомольцы начали спуск к базовому лагерю. Все были убеждены, что так же успешно приземлятся и оставшиеся в небе десять отважных спортсменов. Но их судьба сложилась по-другому.
Уже темнело. Паша гладила халат, когда зашла к ней Маша Албул. Маша была в сарафане, усыпанном цветочками, и совсем не походила на себя, одетую в солдатскую форму. Стройная, изящная, пожалуй, даже на вид, — хрупкая.
— Как замечательно у тебя, Пашенька, — поворачиваясь на каблучке, восхищалась она. — Уютно, чистенько.
«Почему Маша такая веселая? — подумала та. — И почему пришла так поздно?»
Сама сдержанно улыбалась.
— Ну, чего уж там… Конечно, не сравнишь с общежитием. Своя комната совсем другое дело.
— Да нет, просто восхитительно! Только зачем эти засохшие рыжие ландыши?
— Виктор перед отъездом оставил. Зашел в аптеку и оставил на память. Пусть, говорит, стоят до его приезда.
— А мой Александр ничего не оставил. — Маша села на единственный в комнате стул и, словно ее визит был случайным, сообщила: — Да, ты, конечно, слышала — сегодня по радио передавали о наших ребятах?
— Неужели?! — удивилась подруга. — Как же я прозевала! Когда?
— По «маяку», совсем недавно.
— Не тревожь сердце, говори, что передали? И еще молчит..