Выбрать главу

— Конечно, вот только подход — он всегда один. К нам ведь обращаются в основном люди одного сорта — зависимые. Те, кто физически не в состоянии принимать решения сам. Приходят и плачутся, как у них всё по жизни хреново — ну еще бы! Только прикол в том, что их нельзя ни вылечить, ни научить. Забудь свои учебники, Андрюх, никто не приходит к нам для «личностного роста». Никому это всё нахрен не сдалось. Людям банально нужен совет, как жить. Так что лучшее, что ты можешь, как спец — это взять шефство над их судьбами и направлять их. Вот и вся песня.

Орфин молча смотрел в воду. От слов старшего коллеги становилось гадко.

— Вижу, ты не рад это слышать, — сказал тот мягче. — Что ж, кто знает. Может, тебе больше повезет с клиентами, и ты встретишь действительно интересные случаи. Может, ты сохранишь этот сияющий взгляд… и будешь лучше нас, — он сделал паузу, давая Орфину посмаковать эту лесть. — Видеть в клиентах людей не возбраняется, покуда они тебе платят, — он снова хохотнул. — Но тут я должен предостеречь тебя от другой крайности. Можешь заботиться о них сколько влезет, копаться в их дерьме, детстве, снах, травмах или чему там тебя учили. Получать их благодарности и любовь. Но какими бы милыми и ранимыми они ни казались — не поддавайся эмоциям. Ни в коем случае не допускай контрперенос. Ты меня понял? Влюбиться в пациентку — это крах. Медеш прощает многие косяки, но за такое она тебя вышвырнет.

Глава 7. Гермес

«Несчастные души ведет за собой сквозь препоны»

Обратный отсчёт… Эху его жизни осталось звучать считанные минуты, и они утекали безвозвратно. Его подвели к подъему на эшафот. Зал, из которого еще недавно Орфин сам с трепетом наблюдал мессу, теперь покачивался и подвывал в предвкушении нового зрелища. Гребаная публичная казнь. Это было… за гранью.

Надежды как таковой в нем не осталось — только клокочущая злость, но именно она не давала смириться и подзуживала бороться до конца. Вот только как? Всё, что он мог — притворяться сомнамбулой, не выдавать эмоций, чтоб не раскрыть своего преимущества. И не терять концентрации, чтоб ухватиться за удачный момент, если такой представится.

— …и вознесешься, позабыв земные горечи, — разносилась по собору неизменная речь Лукреция.

Взойдя по ступеням, Орфин осмотрелся сквозь марево полуопущенных ресниц. Четверо ряженых ангелов манерно замерли по сторонам, а в центре под черно-золотым капюшоном Орфин с желчью узнал Геласия. Тот разминал пальцы чуть ли не с аппетитом. Никакого сопротивления жнец не ожидал.

Все чувства Орфина накалились, от страха защемило в груди. У него была всего одна попытка, и неудача означала окончательную смерть.

— Развернись, — тихо, бесстрастно велел исповедарь.

Расстояния между ними было метра два. Внизу под лестницей зал полнился безликими прихожанами, изнывавшими по своей дозе леты.

Другого шанса Орфин ждать не стал — резко вскинул взгляд на Геласия. Глаз его за капюшоном не увидел, но острые плечи под черной тканью едва заметно дрогнули от удивления. Он двинулся к Орфину, насмешливо кривя губы.

— Вот дела. Значит, ты выбрал боль? — едва слышно процедил жнец, вкрадчиво подступая. — Неужели кто-то может быть настолько глуп? Может, ты из тех безумцев, кто находит в ней удовольствие?

Орфин зверем смотрел на него. Геласий приблизился еще на шаг.

— Или ты просто растяпа и разлил?..

Закончить фразу он не успел. Орфин быстрым движением выбросил вперед руку с зажатым в пальцах флаконом. Тем самым, который он подобрал в коридорах, с неразборчивой надписью. Ожидая своей участи, Орфин сообразил перелить в него немного леты из блюда.

Жидкость выплеснулась из горлышка в лицо Геласию, несколько капель упало на язык, и глаза старика помутились. Он невольно слизнул с губ ртутные потеки дурмана и с тихим стоном покачнулся, но устоял на ногах. Всякий интерес к Орфину он потерял, временно растаяв разумом в миражах.

Несколько секунд Орфин в оцепенении ждал, что его схватят. Но нет, выходка осталась незамеченной. Он стоял спиной к залу, и за его рослой фигурой было не разглядеть, что происходит между ним и Геласием. К тому же прихожанам не было дела до реального мира. Однако броситься бежать он по-прежнему не мог: стражей в зале хватало, и это они сразу заметят.

Поэтому, припомнив, что должно происходить на сцене, Орфин снова придал лицу пустое выражение и медленно развернулся лицом к публике. Четверо зодчих свили для него золотой обруч и опустили на голову. Что дальше?

Орфин осторожно подхватил края черных рукавов Геласия и потянул его руки наверх. В кривом золоте колонн отразилась их черно-белая пара, похожая на морскую звезду, и высокие часы, сквозь перемычку которых медленно капала лета. Оставалось надеяться, что старик не очнется раньше, чем они перевернутся.

Удерживать безвольные руки исповедаря становилось все тяжелей, как и сохранять маску безмятежности. Сличить подвох не составило бы труда, но никто не пытался.

Наконец последняя капля в часах скатилась вниз, и они начали вращение — всё это Орфин видел в золотом отражении. Будь вся драма настоящей, его бы в этот момент разнесло на крупицы пурги. Он должен был как-то иначе изобразить свою гибель, чтоб сбить церковников с толку. С гулким щелчком часы встали в перевернутую позицию. Отпустив беспамятного исповедаря, Орфин картинно рухнул со сцены. Ощутимо ударился об пол, но зато оказался в толпе одетых в белое, как он.

— Отец Геласий, — гулко разнесся голос Лукреция. Его балахон краснел в нише наверху. — Продолжайте обряд! Помогите сей беспокойной душе вознестись!

Но жнец не реагировал. Поднялась суматоха. Спешно стянув с головы обруч, Орфин водрузил его на черноволосого мужчину с пустым взглядом. «Прости, приятель, — подумал он, — пожалуйста, прости». Стараясь не привлечь внимания, он стал отступать сквозь людское море, а затем бросился по коридору.

— Стой! — донеслось в спину.

Он ускорился, свернул за поворот. Взбежав по белой лестнице, кинулся в лабиринт церковных ходов. Занавеси из стеклянных бус рассыпались звоном, когда он прорывался через них, но этот звук вливался в мелодичный гул церкви и не выдавал его. Большинство пролетов были пустынны, лишь кое-где лежали бесчувственные тела, похожие на саваны. Орфин петлял в отчаянной надежде, что удача вынесет его из лабиринта на улицу.

Наконец сбоку повеяло холодом, и Орфин свернул туда. Впереди забрезжило приглушённое сияние зимнего неба, и через узкую арку он вырвался на воздух. Его окатило колючим ледяным бризом. В коридоре за спиной нарастал гул шагов. Орфин кинулся к мосту, который укрывала завеса спасительного тумана. Но вдруг наверху, на краю зрения, мелькнула броская тень — кто-то спрыгнул с балкона. Снежная рябь смазала детали, но он точно увидел женский силуэт со рваным пятном развевающихся кудрявых волос. Незнакомка приземлилась на корточки, легко подскочила и рванула к краю острова.

«Это она?» Черт возьми! Он разглядел лишь стройное телосложение и кудри, которые плясали на ветру, да характер движения — непринужденный и порывистый, как танец. Но она была похожа, действительно похожа. И он хотел верить, что это она!

Потому вместо того, чтоб нырнуть в спасительное облако, он бросился ей вслед.

— Рита!

Он несколько раз выкрикнул ее имя, но девушка будто не слышала. Она стремительно неслась к краю.

— Стой!

Его точно ошпарило, когда она перемахнула парапет и прыгнула вниз. Но в следующий миг из-за черты рывком поднялась огромная птица. Она раскинула мощные бурые крылья и, рассекая воздух, взмыла высоко в небо. Не прошло и десяти секунд, как ее силуэт исчез в густой пурге.

Выходит, он верно заподозрил?.. Гарпия?

Орфин остановился у границы плато. Его ноги пульсировали энергией, а грудь высоко вздымалась. Неужели он был так близко и упустил ее? Как завороженный, он наклонился и подобрал с земли небольшое крапчатое перо, пуховое на ощупь.

В следующий миг за спиной раздались возгласы преследователей. Орфин бросился к мосту, скрытому туманным маревом. Но завеса успела сгуститься, и в ее сердцевине нарождался смерч, тихо стонущий на разные лады. В панике Орфин обернулся и увидел, как трое стражей заряжают громоздкие золотые луки. Задыхаясь от страха, он нырнул прямо в вихрь. Хвосты смерча хлестнули шершавыми языками. Орфин распластался на мосту и ползком двинулся вверх по его дуге. Стрелы просвистели мимо сквозь густой туман.