Из того огромнейшего количества аффективных и сенсорных впечатлений, которые мы получаем, много впечатлений мы забываем, так как деятельность памяти состоит не только в запоминании, но и в забывании. В конечном результате этого процесса запоминания-забывания остается как полузабытое «общий смутный контур», как любят говорить испытуемые о своих сильно забытых образах-воспоминаниях, или самое общее понятие в случае памяти-рассказа («помню только в самых общих чертах»). Но имеющему дело с понятиями мышлению это часто бывает не только достаточно, но и необходимо, поскольку «Первая отличительная черта понятия— всеобщность...». При оперировании с общими понятиями мышление часто только затруднялось бы конкретными частностями. «Богаче всего самое конкретное и самое субъективное». Но «мышление, восходя от конкретного к абстрактному, не отходит — если оно правильное... — от истины, а подходит к ней». Но общее «только и есть ступень к познанию конкретного, ибо мы никогда не познаем конкретного полностью. Бесконечная сумма общих понятий, законов etc. дает конкретное в его полноте». «От живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике — таков диалектический путь познания истины, познания объективной реальности»[ 157 ]. Но в переходе от абстрактного мышления к практике нередко бывает нужно вспомнить конкретные частности, с которыми при практической деятельности приходится иметь дело. И мышление восстанавливает их, казалось бы, уже забытые, оперируя своими общими понятиями и рассуждая. О развитом взрослом можно сказать, что он вспоминает, как и запоминает, не только (пожалуй, даже не столько) памятью, но и (пожалуй, даже в большей мере) мышлением.
7. Теория генерических чувствований (sentiments generiques) и ее критика. Проблема так называемой логической памяти.
Несмотря на то, что деятельность памяти состоит как в запоминании, так и в забывании, как раз проблема запоминания обыкновенно привлекала внимание исследователей, а проблема забывания, наоборот, оставалась в тени. Если не считать проблемы количественного учета забываемого материала, которая главным образом составляла содержание соответствующих экспериментальных работ, и проблемы патологии памяти (амнезии), которая еще и сейчас не вышла из стадии грубо эмпирического собирания фактов и малообоснованных гипотез, то проблема остается и в наши дни маловыясненной: формы и условия забывания, сущность и значение забывания, эти вопросы еще ждут глубоких исследований, а пока их касались скорее мимоходом главным образом французские психологи (Тэн, Рибо, Бине, Дюга). Внимание этих исследователей привлекала в особенности проблема значения забывания. Неправдоподобно, чтобы такой повседневный факт, как забывание, имел бы чисто отрицательное значение. Уже Рибо указывал пользу забывания, с помощью которого человек подымается над бесчисленным количеством конкретных деталей, и так облегчается возможность обобщения. Дюга энергично формулирует роль забывания следующим образом: «Забывание не всегда отрицание или противоположность памяти; оно может быть условием ее, как диссимиляция — условие жизни... Вспоминать — значит выбирать среди явлений прошлого, собирать одни и устранять другие, т. е. следовательно, систематически забывать все то, что находится и должно оставаться вне настоящей эвокации (evocation presente)»[ 158 ].
Однако был один исследователь, который, как раз исходя из изучения забывания, построил свою теорию памяти. Это польский психолог Абрамовский. Он утверждает, что обычное состояние всего прошлого, за исключением воспоминания о данном моменте, представляет собой неопределенное чувство всей массы забытого, и это — та латентная память, криптомнезия, или подсознательное, которая постоянно сопровождает все факты нашего сознания. Абрамовский утверждает состояние особого «генерического чувства» («родового чувства») известных групп забытых фактов, организованных вокруг какого-нибудь события или символа. Оно фигурирует в смутных аффективных воспоминаниях, образующих содержание наших грез и отчасти наших художественных произведений. Эти коллективные генерические чувства, смесь криптомнезических эквивалентов фактов, объективно координированных, составляют «большие потенциалы нашего подсознательного», играющие важную роль в психопатологии и образующие базу для ассоциаций нормальных идей. Наиболее простой криптомнезический факт есть генерическое чувство чего-либо забытого, проявляющееся в припоминании чувством отсутствия, недостачи, а в узнавании — сопротивлением неправильному внушению или чувством «deja vu». Оно является также источником галлюцинаций памяти и парамнезий.
Эти проявления аффективной памяти образуют «бессознательное» — аффективную и аинтеллектуальную форму сознания. Но есть активная и выявленная память, которая, по Абрамовскому, является восприятием простых или коллективных генерических чувств, составляющих криптомнезию. Это мнезическое восприятие аналогично, по Абрамовскому, восприятию внешних вещей. Как в последнем можно различать интеллектуальную и аффективную сторону, так и во «внутреннем восприятии», т. е. в воспоминании, следует различать интеллектуальную часть воспоминания (переменную, частичную и эволютивную — умственный образ или слово) и аффективную часть (примитивную и стойкую, на которой основывается мнезическая ценность воспоминания).
Теория Абрамовского не только слабо разработана, но и запутана, а нередко и прямо неверна. Конечно, неправильно отождествлять подсознательное, латентную память и аффективную память: все это далеко не одно и то же, так как, например, заученное наизусть грамматическое правило может являться содержанием латентной, а не аффективной памяти, а подсознательное, если пользоваться этим термином, может относиться не только к памяти, но и к восприятию. Не надо также смешивать роли умственного образа и слова в воспоминании: их роль различна. Словом, ни в целом, ни во многих деталях теория памяти Абрамовского неприемлема. Но в ней есть и ценные мысли, выделив и соответствующе исправив и переработав которые, можно несколько двинуться вперед в выяснении явлений памяти.
Память одной своей стороной соприкасается с движением и чувством, а другой — с мышлением, и то, что обычно называют бессознательной памятью, — это преимущественно привычка и аффективный опыт. Даже забываемые образы, как мы видели, могут, стираясь, оставлять лишь аффективный след. Я даже колеблюсь, не следует ли ввести термин «мнестическое чувство» или сохранить менее притязательный термин «аффективный опыт». Но совершенно уверенно я отклоняю «генерические чувства» как очень неясный и могущий вызвать путаницу термин: Никаких таких чувств нет: есть только чувства знакомости или чуждости, да и то, пожалуй, не как специфические своеобразные чувства.
Но если нет «родовых чувств», то есть родовые понятия, именно они играют огромную роль в той памяти, которая соприкасается с мышлением, — в так называемой логической памяти. Термин «логическая память» — один из самых неопределенных терминов в современной психологии вплоть до того, что одни (например, Уиппл) этим термином обозначают содержание запоминаемого («мысли»), а другие (например, Барт) — способ запоминания (не механический, а через установление логических связей). Вряд ли было бы производительно заняться выяснением терминологии. Целесообразно заняться соответствующими реальными фактами.
Первый из этих фактов — запоминание и воспроизведение только «смысла». Такая память может быть настолько недословной, что в воспроизведенном тексте не будет ни одного слова из подлинника. Процесс запоминания состоит в значительной мере в замене понятий подлинника высшими, равнозначащими или низшими понятиями. Это есть процесс переработки запоминаемого в понятиях. Детали этого процесса неясны еще, но то, во что исходит запоминание с течением времени, т. е. забывание, есть в конечном счете замена более общими понятиями.
И с этих более общих понятий обыкновенно начинается обратный процесс — «думающее воспоминание». Как мы видели, оно начинает с более общих понятий и постепенно специфицируется, пока не дойдет до известного момента, когда уже становится возможной автоматическая реинтеграция. Чем развитей и координированной система понятий у данного субъекта, тем лучше, при прочих равных условиях, «думающее воспоминание» его.