Именно он введет в помещение морга еще хранящую остатки надежды Наталью и задаст бездушно-протокольный, но необходимый вопрос:
— Знаете ли вы этого человека?
В отделе, мокрых и уставших оперов из поисковой группы встретили радостными возгласами и дружескими хлопками по спинам. Теперь уже ни у кого не оставалось сомнений: убийцам не отвертеться.
Притащив друзьям горячий кофе и собранную по спортивным сумкам сменную одежду, сыщики наперебой расспрашивали о деталях поиска: где нашли, что сказал судмедэксперт, все ли «закрепилось» при проверке показаний.
Вдруг Сашка спохватился:
— Эй, да вы же еще не в курсе: Викторович взял Хромого!
Жорка поперхнулся и вскочив, чтобы не ошпариться выплеснувшимся из чашки кофе, произнес фразу, которая через несколько лет станет знаменитой:
— Ну вы, блин, даете!
7 мая
—Где же он, гад, засел?
Вопрос был не просто риторическим. Он был болезненно надоевшим, поскольку с настойчивостью заезженной граммофонной пластинки крутился в десятках сыщицких голов вторую неделю.
Три сотрудника, постоянно сменяясь, дежурили в квартире у Нины.
Сначала она восприняла новый визит оперов враждебно:
— Что вам от меня еще нужно?
Но решение проблемы, пусть болезненное, зато очень эффективное, сыщики, поверившие в непричастность молодой женщины к делам Малого, нашли быстро. Ее снова пригласили в шестой отдел, в кабинет, где Киряков оформлял протокол опознания трупа и повторно допрашивал в качестве свидетеля Наталью. Обернувшись к Нине, следователь попросил:
— Вам придется немного подождать, сейчас мы закончим разговор, а потом займемся с вами.
Через час, когда Наташа ушла в сопровождении сочувственно — предупредительных оперов, Нина ровным голосом сказала:
— Если Вам, действительно, нужно что-то уточнить, спрашивайте. Если нет, давайте не будем терять время. Чем я могу помочь?
Но Дегтярь и не думал появляться на Дукче. Других связей, кроме двух арестованных земляков-подельников, у него не было. «Пресс» на городскую блатную публику давал массу побочной информации о чем угодно, кроме главного: где Малой?
— Неужели ушел? — эта мысль не давала операм покоя.
Перелопачивая груды других материалов, проводя задержания, обыска, «выводки» злодеев (это только в кино мудрые следователи и суперменистые сыщики по три месяца расследуют одно дело, задумчиво изучая брошенный бандитами окурок) — ни один из сотрудников «шестерки» ни на миг не забывал: третий убийца на свободе.
После обеда, когда по привычке собравшись в Жоркином кабинете, сыщики лениво перетирали жалкую труху заведомо «беспонтовых» сведений, Гопа решительно сказал:
— Игорь, ты готов запустить журналистов? Что мы его ищем, он прекрасно знает. Спугнуть его теперь даже нужно, может, вылезет из норы. Других путей не вижу. Если не ушел, выкурим, все равно либо его кто-то кормит, либо сам за деньгами, за жратвой выходит.
Михалыч добавил:
— Кстати, надо проверить все сводки по кражам, особенно в ночное время, и где забирали продукты и одежду. Ему на уход из города переодеться нужно. И жрать нужно. А барыги бы его давно нам сдали.
Жорка еще раз спросил:
— Ну что, подключатся газетчики?
— Подключатся. И газетчики, и телевизионщики, и радийщики. А надо будет — выйдем на центральное телевидение. Журналисты помогут. Да у меня и у самого кое-какие подвязки сохранились.
8 мая
Игорь проспал шесть часов. Эта неслыханная роскошь была наградой за доблестный труд: уже через час после разговора в Жоркином кабинете по двум популярным каналам городского кабельного телевидения пошла информация о розыске Дегтяря с его фотографией. В девятнадцать тридцать фото Малого в информационной программе «Монитор» увидела вся область, а после короткой беседы в редакции последних известий областного радио, сообщение о розыске и приметах убийцы стало передаваться в каждом выпуске новостей.
Честно говоря, Игорь был рад возможности повидаться с журналистской братией. Он знал практически всех журналистов областного центра и любил этих людей, эмоциональных и самолюбивых всезнаек, в большинстве своем работавших «за идею», но при этом совершенно искренне, до инфарктов переживавших за незнакомых людей, попавших в беду, за судьбу Золотой Колымы и, вообще, за все, что происходит вокруг.