Вздохнув, Ворчун направился туда, где его дожидался Эмансипор Риз.
— Веди, — бросил он старику.
Тот молча кивнул, и они двинулись к его хозяевам.
Повозку, к которой Ворчун и Риз подошли, правильнее было бы назвать домом на колесах. Под стать были и сами колеса: высокие, с массивными спицами. Остов фургона украшали резные и раскрашенные фигурки прыгающих и кувыркающихся человечков с ухмыляющимися лицами. Козлы покрывал выцветший ковер. Четыре быка, тащившие повозку, сейчас лениво разгуливали по наспех возведенному загону. Его поставили по ветру, дабы запахи животных не досаждали владельцам повозки.
Хозяева Эмансипора Риза явно предпочитали уединение, ибо остановились они на почтительном расстоянии от дороги и всех прочих торговцев. Отсюда им был виден большой кусок равнины с цепью холмиков, уходящих к югу.
На кучерском сиденье распласталась облезлая кошка. Она лениво следила за приближавшимися мужчинами.
— Твоя кошка? — спросил Ворчун.
— Моя, — со вздохом ответил старик. — Белкой звать.
— Уж больно она у тебя шелудивая. Показал бы животину какому-нибудь алхимику или свечной ведьме. Они ее запросто вылечат.
Риз смущенно опустил глаза:
— Я так и собираюсь сделать, когда мы доберемся до Сольтана. — Он кивнул в сторону холмов. — А вот и господин Бошелен идет.
Ворчун обернулся и увидел высокого нескладного мужчину, который пересек дорогу и теперь неспешно шагал к повозке. На нем были дорогой длиннополый плащ из черной кожи, такие же черные сапоги с ботфортами и темно-серые, плотно облегающие штаны. Под свободной шелковой рубашкой (тоже черной) поблескивала мастерски зачерненная кольчуга.
— В прошлом году черный цвет был самым модным в Даруджистане, — заметил Ворчун, обращаясь к Ризу.
— Черный — это извечный цвет одежд господина Бошелена.
Лицо этого человека было бледным и по форме напоминало треугольник, что еще сильнее подчеркивала аккуратно подстриженная бородка. Надо лбом нависали лоснящиеся от масла волосы. Серые глаза Бошелена были столь же невыразительными, как и все остальное в нем, однако при встрече с хозяином Риза у Ворчуна мгновенно свело живот.
— Приветствую тебя, командир стражников, — негромким, хорошо поставленным голосом произнес Бошелен. — От меня не укрылось чрезмерное любопытство, проявленное к нам господином Керулием. Обычно мы не любим, когда суют нос в наши дела, но на этот раз, так и быть, сделаем исключение. Ты пойдешь со мной.
Бошелен скользнул взглядом по Ризу:
— Твоя кошка вся дрожит. Успокой бедняжку. Скажи ей, что нашего гостя бояться не надо.
— Непременно, хозяин.
Ворчун опустил ладони на рукоятки своих коротких мечей. Глаза его вперились в Бошелена. Скрипнули пружины повозки: это Риз забрался на кучерское сиденье.
— Ну, что же ты замер, командир?
Ворчун не шевельнулся.
Бошелен приподнял тонкую бровь:
— Смею заверить: твоему хозяину не терпится, чтобы ты принял мое предложение. Но если у тебя поджилки трясутся, то нужно было бы прийти сюда вместе с господином Керулием и попросить его держать тебя за руку. Однако должен предостеречь: вытащить наружу твоего хозяина — непосильная задача, даже для такого рослого и крепкого человека, как ты.
— Вы когда-нибудь ловили рыбу? — спросил Ворчун.
— А при чем тут рыба?
— Молодые рыбешки обычно бросаются на любую наживку, потому и не доживают до старости. Я уже больше двадцати лет сопровождаю караваны, господин Бошелен. И за это время научился распознавать наживки. Если вам нужен улов, закидывайте свою удочку в другом месте.
Бошелен сухо улыбнулся:
— Приятно, что я в тебе не ошибся, командир. Ну как, идем дальше?
— Ведите.
Они пересекли дорогу и по узкой тропке, протоптанной козами, устремились к холмам. Вскоре повозки на этом берегу реки скрылись из виду. Вершины и склоны вокруг покрывала трава, опаленная неведомым пожаром. Среди мертвых черных стеблей пробивались новые побеги.
— Для плодородия здешних степей нужен огонь, — сказал Бошелен, кивком указывая на сгоревшую траву. — Равно как и перемещение туда-сюда бхедеринов, топчущих землю: копыта делают тонкий слой почвы более плотным, а значит, устойчивым. Зато козы — сущее проклятие любого места. Они готовы обглодать все подчистую… Но я говорил о важности огня, не так ли? Насилие и разрушение равно важны для жизни. Не кажется ли это тебе странным, командир?