Лицо Молотка сделалось совсем мрачным.
— Скворец, только честно… Паран сейчас в состоянии командовать сжигателями мостов?
— Ты меня спрашиваешь? Если хочешь выложить Дуджеку свои опасения, давай действуй. У тебя есть на то полное право… Ты и впрямь считаешь, что Паран не может командовать полком?
Молоток ответил не сразу. Он наморщил лоб, несколько раз вздохнул и только потом сказал:
— Пока еще может. Он упрямый… вроде тебя. Вы с ним, случайно, не родственники?
— Еще чего придумал! — огрызнулся Скворец. — Да у любого бродячего пса и то более благородная родословная, чем у меня… Ладно, хватит уже попусту языками трепать. Поговори с Быстрым Беном и Штырем. Попробуйте вместе разобраться, что это за магия такая. Если боги снова дергают Парана за ниточки, мне надо знать, кто именно. Тогда докопаемся и до причин.
Молоток, сощурившись, глядел на командора:
— Скажи, во что мы опять ввязываемся?
— Я и сам пока толком не знаю, целитель, — нехотя признался Скворец.
Поморщившись, он стал растирать больную ногу.
— С благоволения Опоннов, мне, возможно, не придется обнажать меч. Командиры ведь не лезут в пекло, правда?
— Если бы ты позволил мне заняться твоей ногой…
— Потом, Молоток. Сейчас не время, мне нужно обмозговать предстоящие переговоры. Каладан Бруд и его армия уже в окрестностях Крепи.
— Ясно.
— А капитан твой наверняка уже не раз помянул Худа, пытаясь выяснить, куда ты подевался. В общем, иди, хватит уже прохлаждаться. Встретимся на переговорах.
— Слушаюсь, командор!
Глава третья
Дуджек Однорукий со своими сподвижниками ожидал появления Каладана Бруда и его союзников: беспощадных тисте анди, баргастских воинов из далеких северных кланов, нескольких полков наемников, а также кочевников-рхиви. Встреча должна была состояться невдалеке от города Крепь — там, где еще совсем недавно две этих силы противостояли друг другу. Вчерашним противникам предстояло учесть горькие уроки прошлого и научиться действовать сообща. Но ни Дуджек, ни Бруд, ни кто-либо еще из тех легендарных героев и представить себе не могли, что грядущая война станет битвой не мечей, а миров…
К северу от Крепи, в лиге от города, холмы опоясывали остатки невысоких изгородей. Шрамы, оставшиеся от тех времен, когда городские власти попытались было посягнуть на земли, граничащие с равниной Рхиви. За это посягательство крестьяне с хуторов близ Крепи расплатились собственной кровью.
Но раны, нанесенные земле, затягивались очень медленно. Уцелевшие менгиры, круги из камней и плоские каменные гробницы можно было пересчитать по пальцам. Валуны были беспорядочно разбросаны или же венчали чьи-то безымянные могилы на полях, где некогда выращивали маис. Память о здешних святынях — вот и все, что осталось у рхиви.
«Во что мы верим, тем мы и становимся на самом деле».
Мхиби поплотнее завернулась в накидку из шкуры антилопы. Ее плечи совсем исхудали, сплошные кости. Утром все тело ей так и прожгло болью — безошибочный знак того, что узы, связывавшие мать с дочерью, за ночь стали еще слабее.
«Так и должно быть, — твердила себе старуха. — Мне не следует гневаться или предаваться унынию».
Происходящего не остановить, и в ее ребенке осталось очень мало детского. Девочка все явственнее превращается во вместилище иных сил, управляемых хладнокровными духами, которым нет дела до человеческих переживаний.
А время почти на исходе.
Темные, глубоко посаженные глаза Мхиби — единственное, что еще осталось живого на ее морщинистом лице, — следили за дочкой. Девочка резво носилась по каменистым склонам. Старуха чувствовала, что ей ни при каком раскладе все равно не подавить в себе материнские чувства. Нет, она не могла с проклятием отказаться от них. Была не в состоянии уничтожить любовь сердца, шедшую вразрез со страданиями дряхлеющего тела. Какая бы ярость ни вскипала в ней, сколь бы чудовищными ни казались ей выходки дочери, Мхиби не могла и не хотела сплетать паутину ненависти.
Тем не менее увядание плоти ослабило дары сердца, за которые рхиви столь отчаянно цеплялась. Еще полгода назад Мхиби была юной цветущей девушкой, красивой и гордой. Лучшие парни племени оставляли у ее шатра сплетенные из травы полукруглые венки. Однако она не торопилась с выбором, поскольку была еще не готова, согласно обычаю, вплести их в собственный венок и таким образом вступить в брак.