Выбрать главу

— Союз равных, — пробормотал Первый Кулак и покачал головой. — И кто же тогда Крупп? Замаскированный бог? Всемогущий чародей? Архимаг?

Скворец пожал плечами.

— Мне кажется, Крупп — обычный смертный. Но одарённый уникальным разумом и необычайной отвагой. И я говорю абсолютно буквально. Уникальным, Дуджек. Если бы Старшего бога внезапно выкинуло в этот мир, разве не среди величайших умов он стал бы искать первых союзников?

Лицо Дуджека светилось недоверчивым удивлением.

— Но, Скворец… мы говорим о Круппе!

— О Круппе, благодаря которому нас снабжает Тригалльская торговая гильдия — единственные торговцы, способные поставлять припасы по маршруту, который мы выбрали для похода. О Круппе, который привёз Мхиби сохранившиеся вещи первой рхиви — те вещи, что уменьшают её боль и, сдаётся мне, ещё не показали всю свою силу. О Круппе — единственном, с кем говорит Серебряная Лиса с тех самых пор, как Паран покинул нас. И наконец, о Круппе, который встал на пути Увечного бога.

— Если он просто смертный, как он сумел пережить гнев Бруда?

— Ну, подозреваю, что его союзник — Старший бог — не хотел бы видеть смерть даруджийца. Думаю, он вмешался. Только так я могу это объяснить.

Дуджек осушил свой кубок.

— Вот Бездна! — вздохнул он. — Ладно. Не будем обращать внимание на Увечного бога так долго, как сможем. Сосредоточимся на Паннионском Домине. Тем не менее, мой друг, мне это не нравится. Я не могу перестать волноваться о том, что мы совсем не принимаем в расчёт нового врага…

— Я бы так не сказал, Первый Кулак.

Дуджек острым взглядом окинул шатёр и скривился.

— Быстрый Бен.

Скворец медленно кивнул.

— Я так думаю. Не уверен. Худов дух, я даже не уверен, жив ли он ещё. Но если я знаю Бена — он жив. Ещё как жив. И если учесть, что при нашей последней встрече он был сам не свой, я бы сказал: Бен не тешит себя иллюзиями и уж точно не прозябает в неведении.

— И он — всё, что у нас есть, чтобы перехитрить Увечного бога?

— Первый Кулак, если Крупп — гениальнейший из жителей этого мира, то Быстрый Бен всего на шаг позади него. На очень коротенький шаг.

Снаружи послышались крики, затем топот сапог. Мгновение спустя, отодвинув заслонку, вошёл знаменосец Артантос.

— Сэр, был замечен одинокий морант. Летел на северо-восток. Это Вывих.

Скворец, кряхтя от боли во всем теле, встал.

— Королева грёз, сейчас мы узнаем новости.

— Будем надеяться, это добрые вести, — пробурчал Дуджек. — Мне бы такие не помешали.

Она прижималась лицом к камню, лишайник под щекой становился всё мягче, напитываясь потом. Сердце дико колотилось, дыхание рывками выплёскивалось из груди, она лежала и постанывала — слишком вымотанная, чтобы бежать. Вымотанная настолько, что даже поднять голову не могла.

По тундре её снов бродили новые враги. На этот раз за ней гнался не отряд незнакомцев.

Теперь её гнали волки. Огромные, тощие звери, куда крупнее тех, кого ей доводилось видеть наяву. Их бегущие силуэты прорезались на гребне холма к северу от неё. Восемь длинноногих, сутулых хищников, шкура сливается с неброскими цветами пейзажа. Вожак повернулся, будто уловил её запах в порыве сухого, холодного ветра.

И началась погоня.

Поначалу Мхиби не могла нарадоваться быстроте своих гибких и молодых ног. Стремительная, как антилопа, — быстрей, чем всякий смертный человек — она мчалась по пустоши.

Волки не отставали, без устали заходили со всех сторон, иногда то один зверь, то другой быстро вырывался вперёд, заставляя её поворачивать.

Снова и снова, вопреки решению оставаться между холмами, на равнине, звери заставляли её бежать вверх по склону. Мхиби начала уставать.

Волки не отставали. В мыслях, среди нарастающей боли в ногах, пламени в груди и сухой и острой агонии гортани, появилось осознание того, что убежать невозможно. Осознание того, что она сейчас умрёт. Будет уничтожена, как и любое другое существо, ставшее жертвой волчьего голода.

Мхиби знала: для них океан её разума, избитый сейчас бешеной бурей паники и отчаяния, ничего не значил. Они были охотниками. И переживания жертвы их мало волновали. Антилопа, телёнок бхедерина, ранаг, изящество и чудо, надежды и упования — всё превращается в обычное мясо.