– Они в моей квартире. – Он прислонился к двери, наблюдая за ней. – Я боялся, что ты их выбросишь, поэтому, когда уехал, забрал с собой.
Он забрал их свадебные фотографии, потому что думал, что она их выбросит? Так вот какие у них были отношения!
– Я бы никогда не выбросила эти фотографии, мягко сказала она. – Какой бы помешанной, рассерженной я ни была, я бы никогда не перестала тебя любить.
Она собрала бумаги и открытки и положила их в нижний ящик стола. Он следил за каждым ее движением. Она знала, что он ждет объяснений, но как объяснить ему, что мысли о ребенке не давали ей покоя? У нее были надежды, а когда они разбились, она не смогла смириться с потерей. Не смогла забыть об этом.
– Ты говорила о ребенке.
– Да, но если я буду тебе объяснять, ты подумаешь, что я окончательно выжила из ума.
– Попробуй.
Ана задвинула ящик и встала, одергивая коричневые льняные брюки. Она наконец стала носить вещи из своего гардероба. Прошлое медленно возвращалось к ней, и все по крупицам вставало на место.
– Ты действительно хочешь, чтобы я тебе рассказала?
– Очень хочу.
Она откинула волосы с лица.
– Ты подумаешь, что я сумасшедшая.
Он улыбнулся.
– Я уже так думаю.
Ана закусила нижнюю губу, чтобы не рассмеяться. Без сомнения он был самым упрямым человеком, которого она когда-либо встречала. И она обожала его.
– А если я расскажу тебе, ты обещаешь, что поедешь со мной? Что не разозлишься и не откажешься?
– Я не откажусь.
Она заметила, что он не сказал, что не разозлится. По крайней мере, он был честен.
– Садись. – Она уселась в маленькое кожаное кресло и положила рядом подушку. – Это длинная запутанная история.
Тут она замолчала и уставилась на него, широко раскрыв глаза. Лусио сел рядом, держа в руках голубую коробку.
– Где ты ее нашел?
– Ее отдал мне Данте. Ты забыла ее в больнице.
Трясущимися руками Ана взяла коробку и медленно открыла крышку.
– Ты смотрел, что внутри?
– Нет. Это твоя коробка.
Она молча вытащила голубой конверт и вынула из него выцветшую фотографию маленького мальчика.
Несмотря на расплывчатое изображение было легко догадаться, что у мальчика темные волосы, светлые глаза и оливковый цвет лица.
Лусио взглянул на Ану.
– Кто это? – спросил он, беря у нее фотографию.
– Томас. Алонсо сказал, что его так зовут.
– Кто такой Алонсо?
– Алонсо Хантсмен – человек, который специально нашел меня.
Лусио продолжал рассматривать фотографию маленького мальчика. Ребенок, вероятно, смешанной европейской и индейской крови, выглядел очень бедным. Черные брюки и выцветшая футболка, из которых он давно вырос, темные волосы коротко пострижены, спереди довольно неровно.
– Симпатичный, – сказал Лусио.
– Я знаю. Какое-то время я думала, что это наш сын. – Она наклонилась над фотографией. – У него голубовато-зеленые глаза, и по возрасту подходит.
Подходит по возрасту? Лусио взглянул на Анабеллу. Неужели она и вправду думает, что это ее сын… их сын?
Ана, милая. У тебя был выкидыш.
Эти слова крутились у него в голове и были готовы сорваться с языка.
– Попробуй объяснить мне, – мягко сказал он, – почему ты решила, что это может быть твой ребенок особенно после того, как у тебя случился выкидыш в шесть месяцев?
– Потому что у меня не было выкидыша. – Ана взглянула на него и нервно облизнула нижнюю губу. Я была на восьмом месяце, когда меня поместили в предродовое отделение. – Она старалась не смотреть на него. – Ты же знаешь, я плохо справляюсь с трудностями. Я лучше буду игнорировать проблемы, чем бороться с ними.
– У тебя был выкидыш.
– Нет. У меня начались схватки, и я родила ребенка.
– Ты никогда мне об этом не говорила.
– Потому что тебя не было со мной. – Она сжала кулаки и взглянула на него со слезами на глазах. – Я была одна в этом забытом Богом интернате. Мне было восемнадцать лет, мне было очень больно.
– Я готова поклясться, что слышала, как он заплакал, – продолжала она. – Но когда я попросила дать мне его подержать, мне сказали, что он умер. Я хотела взять его на руки, сказать ему «привет»…
Или «прощай»… Но я потеряла много крови, и меня отвезли в больницу на переливание.
– Почему ты рожала не в больнице?
– У нас многие девушки рожали в интернате, там была своя акушерка.
– И их дети тоже умирали? – спросил Лусио.
– Не знаю. Беременных девушек и молодых мам держали в разных комнатах.
– Нетрудно догадаться, – нахмурился он.
– Они говорили, что у молодых мам другие потребности, а дети должны быть в детской комнате.
– Ты видела детскую комнату? Там были дети?
Она вздрогнула.
– Были, – прошептала она. – Несколько.
Лусио захотелось схватить ее, заставить признаться, почему она не рассказала ему обо всем раньше, но он не мог двинуться с места. Это было невероятно. Слишком невероятно.
– Вполне возможно, что ребенок родился мертвым. – Ана тяжело сглотнула. – Но я так и не увидела его. А без этого…
Она могла не продолжать. Он понял без слов.
– А Томас? – спросил Лусио, впервые осознавая, как много Ана держала в себе и как сильно она горевала.
Ана неожиданно встала.
– В прошлом году, примерно в это время, мне позвонил человек. Он назвался Алонсо Хантсменом.
Он задавал много вопросов: в какой школе я училась, была ли я беременна.
– Но почему он позвонил тебе? Что ему было нужно?
– Он сказал, что он в родстве с Гальвайами и что располагает информацией о том, что ребенок Гальванов продан.
Лусио тяжело вздохнул.
– Продан?
– На черном рынке. – Она ухватилась руками за спинку стула. – В течение нескольких дней от этого человека ничего не было слышно, а потом по почте пришла эта фотография.
– Фотография Томаса.
Она кивнула.
– Я не знала, что и думать. В это трудно было поверить. Ребенок на фотографии подходил по возрасту, он мог быть моим, но он мог быть и чьим-нибудь еще. Каждый год рождается много детей от смешанных браков, и аргентинские дети очень красивы. Через пару дней сеньор Хантсмен позвонил мне и извинился за то, что дал мне ложную надежду. Он был очень любезен, но тверд. Сказал, что провел дальнейшее расследование, и что это, возможно, не мой ребенок. Томас был на год младше.
– И это все?
– Да.
Он снова взял фотографию и посмотрел на мальчика.
– А если он наш?
Ее губы задрожали.
– Я не хочу больше играть в эту игру. У нас нет ребенка. На что бы я ни надеялась, чего бы я ни хотела, это никогда не сбудется Лусио положил фотографию обратно в коробку.
– Ты должна была мне рассказать. Я должен был знать. Я бы сделал что-нибудь для ребенка, даже если он не наш.
Ана внезапно закрыла лицо руками.
– Замолчи!
– Я хотел сказать…
– Я знаю, что ты хотел сказать. Ты бы помог ребенку. Ты полагаешь, я не думала об этом? – Она взглянула на него, ее лицо было бледным и печальным. – Я специально тебе ничего не рассказала, Лусио. Хотя это и эгоистично с моей стороны, но я не сказала тебе, потому что не хотела, чтобы ты помогал ему!
Он прищурился.
– Я не понимаю.
– Нет, ты понимаешь. Ты слишком хорошо меня знаешь, я не святая. Я эгоистка и… Я ненавижу себя за то, что бросила его. Я хотела помочь ему, но не стала этого делать тебе назло.
– Анабелла.
Она поднесла руку ко рту.
– Я долго злилась на тебя, Лусио. Я была так зла, что не могла – не хотела – помочь четырехлетнему ребенку.
– Почему ты так сильно разозлилась на меня?!
Ей было стыдно, и она молчала.
– Ана.
Смахнув слезы, она глубоко вздохнула.
– Я… я винила тебя.
– За что?
Она вздрогнула.
– За выкидыш.
Лусио сделал шаг назад. Он не мог поверить в то, что она сейчас сказала. Он сделал еще один шаг назад.