К нему тянулись люди.
— Сколько было у нас друзей! — улыбается Анна Ильинична. — Люди шли и шли к Николаю Зотовичу. Мы почти никогда не оставались одни.
Нгуен Ван Бонг машинально листает книгу на узбекском языке.
Потом я рассказываю о новых ирригационных стройках в Узбекистане.
— «Живые воды Нарына»… — говорит вьетнамский писатель. — Эту книгу должны прочитать и у нас. Мы тоже после победы будем много строить. Эта книга, как и «Чайка», учит мужеству.
В пустых комнатах шла подготовка к открытию музея. Небольшой штат во главе с Анной Ильиничной был занят отбором экспонатов. Мы рассматривали оригиналы иллюстраций к роману «Воды Нарына». Потом нам принесли книгу отзывов. Первую запись в ней сделали писатель и воин Нгуен Ван Бонг и его друг — старейший писатель Вьетнама Ту Мо.
Анна Ильинична провожает нас по тихой, зеленой улице.
— Такое впечатление, — говорит Нгуен Ван Бонг, — что я только что встретился с крепким, старым бойцом.
Отдых у вьетнамских писателей заканчивался. Через несколько дней они вернулись на родину, на фронт.
Одна царапина
Наверное, Хосе не умеет грустить… На все вопросы отвечает с улыбкой. Она у него особенная. Как говорят, ослепительная. Зубы сверкают на солнце, глаза горят…
— Жарко? — спрашивает Хосе.
— Очень…
— В Узбекистане тоже жарко…
— Здесь влажно… Трудно дышать, — поясняю я.
— Вода… Море… — соглашается Хосе.
Он с удовольствием чеканит русские слова. Именно чеканит, стараясь коротко, отрывисто сказать о главном.
У пышащего жаром бульдозера стоять не очень приятно. Но предложить отойти в тень мешает наше самолюбие. Вот мы и греемся… Рядом — горячий металл, над головой — неутомимое солнце, под ногами — раскаленные камни.
Кстати, об этих камнях.
— Уберем. Будет поле. Сахар.
На Кубе осваиваются новые земли. Работы идут день и ночь.
— Будет поле… — повторяет Хосе. — Большое. Там работали мы. Тоже были камни.
Ясно. Соседний массив совершенно не похож на серый, каменистый участок. Значит, это дело рук Хосе.
Нас предупредили и о том, что коренастый двадцатисемилетний Хосе — участник боя на Плайя-Хирон.
Задаю традиционный вопрос, прошу вспомнить о сражении, о своих подвигах.
Кажется, не то слово подобрал.
— Подвиг?!
И Хосе начинает хохотать. Сняв широкополую шляпу, он размахивает ею перед лицом. Ему даже жарко стало.
— Подвиг?!
Хосе смеется, крутит головой, разводит руками.
Наконец, заметив наше неловкое положение, он искренне сообщает:
— Подвига не было… Гранаты бросал. Танк остановился. Он там… Плайя-Хирон. Музей. Я раньше очень гордился. Думал, герой.
— И правильно.
— Нет! Не правильно! Я, может, сделал…
Он забыл нужное слово. После короткой паузы показал на руку.
— Царапину… — подсказал я.
— Да, да… Царапина. Был героем. Потом понял.
— Что?
— Не герой… — твердо произнес Хосе. — К вам приехал. Там понял…
Из дальнейшего, отрывистого рассказа я узнал, что Хосе учился в нашей школе механизации сельского хозяйства. Один из преподавателей часто расспрашивал юношу о Кубе, о его жизни.
— Одно я рассказывал, — вспоминал Хосе, — как танк подбивал…
— Ну и правильно…
— Неправильно. Не один подбивал. Много… Моя только одна…
Он опять поднял руку с легкой царапиной.
— Все равно. Участник…
— Участник! — вздохнул Хосе. — Мой учитель о себе молчал. Месяц, два, три… Потом праздник. Пришел. Ордена! Вот!
Хосе резко провел ладонью по своей груди.
— Ордена… Танки подбивал. Спрашивал его — сколько… А он…
Хосе замолчал… Исчезла великолепная улыбка.
— Что он сказал?
— Он сказал, все так воевали, все танки подбивали.
— Но вы же были мальчишкой.
— Он тоже не старый…
Теперь понятно, почему Хосе ничего не сказал и о своих трудовых успехах. Коротко повторяет: делаем поле, будет большое поле.
Простившись с Хосе, мы двинулись к машине по горячим камням. Не успели сделать и пяти шагов, как за спиной зарычал мотор. Хосе был уже в кабине бульдозера и приветливо махал нам рукой.
…На Плайя-Хирон стояла тишина. У приземистого здания музея замер искореженный металл. Когда-то страшная техника напомнила о прошлых ожесточенных боях.
Спустя некоторое время после провозглашения Кубы социалистической здесь высадились банды наемников.