Утром Вера в нарядном, голубовато отсвечивающем платье без одной лишней складки, надев любимые туфли на высоком каблуке, сидевшие на ногах как влитые, с кулоном на груди стояла у большого зеркала, поворачиваясь к нему то одним боком, то другим, а он смотрел на жену и думал, что выглядит она сейчас так, точно совсем и не постарела за годы их совместной жизни. Она кокетливо спросила:
— Как, идет мне твой подарок?
— Все отлично, — ответил он.
— Кстати... Хоть и не принято спрашивать, но любопытство разбирает: сколько, интересно, стоит этот кулон?
Андрей Данилович прищурился и зачем-то сказал:
— Самое забавное... вспомнилось вдруг... стоит он столько же, сколько стоил флакон духов...
Стараясь понять, она напряженно нахмурилась:
— Не ясно что-то...
— Да я просто так... Вспомнил, как я купил тебе во время войны на базаре флакон духов, так он тогда стоил столько же, сколько сейчас этот кулон на золотой цепочке.
Она засмеялась:
— Вспомнила... Но если углубить твою мысль и развить, то мы придем к выводу, что золото сейчас в той цене, в какой тогда была вода.
— То есть?
— Как же... Раз к слову пришлось, то скажу: в том пузырьке тогда не духи были, а вода.
— Что? Какая вода?
— Обыкновенная — из-под крана. Окись протия. Мама, помню, долго посмеивалась. Между прочим, ты ее тем флаконом окончательно обворожил. «Вот, говорила, человек. Купил — и все. Даже не посмотрел, что купил. Орденов много. Храбрый. А бесхитростный, как ребенок. Такие, сказала она, бывают самыми верными».
Вспомнив это, Андрей Данилович, как и тогда, давно, засопел на пороге кабинета и в растерянности не смог сообразить, смеяться ли ему над тем, что обманула его на базаре цыганка, или печалиться.
«Да что мне сегодня всякая ерунда в голову лезет?» — сердито подумал он и опять заходил по комнатам — теперь уже выключая свет.
Он разделся и лег, но сон приходил с трудом: то он закрывал глаза, вроде задремывал, то вновь открывал и сонно поглядывал в белеющий потолок; наверное, все-таки он засыпал на короткое время, потому что дом то наполнялся голосами, он отчетливо вспоминал, как было у них весело вскоре после защиты женой докторской диссертации, то видел он вдруг вислоухого пса в ящике у входа в столовую, то отчетливо вставал перед глазами Виктор Ильич Голубев в бричке на козлах...
Перед тем как он уснул окончательно, крепко, мелькнула мысль: «С ума можно сойти от этой чехарды в голове».
Под утро или уже утром он услышал частые телефонные звонки, стал с трудом просыпаться, понимал, что это в доме звонит телефон, но звонки прекратились, он снова крепко заснул, и ему показалось, что сидит он в своем кабинете, а звонит ему жена из Москвы — тогда междугородных автоматов еще не было, и телефон на столе так и трясся от частых звонков.
— Слушаю! Слушаю! — закричал он в шум, в какой-то треск телефонной трубки, отлично понимая, что это звонит жена.
В трубке неожиданно все смолкло, а затем так отчетливо послышался голос жены, словно она находилась рядом:
— Андрюша, ты? Ура, дозвонилась! Догадываешься, почему звонок?
Конечно же он догадывался, то есть просто знал, но ответил:
— Понятно... Соскучилась по любимому мужу.
Она засмеялась:
— Это само собой, — и в голосе ее послышалось ликование. — Отлично прошла у меня защита — ни одного черного шара не бросили.
Он постарался придать голосу равнодушные нотки:
— Ну-у... В этом-то я и не сомневался.
Она сразу поняла его игру и рассмеялась:
— Тебе бы моим оппонентом на защите быть, так меня тут же бы и в академию избрали. — И тоже включилась в игру, сказала пугающим тоном: — Вот и все хорошие новости. Осталось сообщить ужасные: твоим угодьям, отец, угрожает страшная опасность.
Он сделал вид, что встревожился:
— Да что ты? А в чем дело?
— Прилетаю я завтра утром. Так? Завтра же все узнают о моей защите и, уверяю, в воскресенье нагрянут в дом...
— Серьезное дело... Но ничего — вывернемся.
— В твоих талантах я, кстати, тоже не сомневалась, — сказала жена.
Повесив трубку, он задумчиво посидел за столом и вдруг отчетливо подумал о том, что он и дома, похоже, уже давно зам. по быту.
А телефон опять зазвонил.
Окончательно просыпаясь, Андрей Данилович сел на тахте и потряс головой. В соседней комнате и правда звонил, надрывался телефон.
«Сын, наверное, — подумал он. — Совесть проснулась».