Все время бабушка Аня молчала и как-то пришибленно стояла на месте, а потом потянулась ко мне, сказала:
— Володя... — голос ее прозвучал виновато.
Должно быть, она собиралась меня погладить.
А мне захотелось укусить ее за руку. Чтобы не сделать этого, я аж до скрипа в зубах сжал рот; наверное, она что-то почувствовала и не дотронулась до меня — рука ее бессильно опустилась.
Такое, возможно, могло бы ожесточить, если бы рядом не было матери...
Отчетливо, но совсем непоследовательно (произошло это значительно позже, уже осенью после того, как город проводил на фронт танкистов) вспомнилось вдруг, как я ходил с матерью убирать картофель... Она забежала домой еще засветло, чтобы переодеться, и принесла старые резиновые сапоги с круглыми заплатками там, куда упирались большие пальцы ног; сапоги она аккуратно, один к одному, поставила к стене, у них, как у всякой сильно разношенной обуви, приподымались носки, и казалось — сапоги заплатками, как глазами, настороженно осматривают комнату.
— Отыщи, пожалуйста, куда Аля затолкала старые Надичкины пеленки, ну, те — байковые. Я их хочу на портянки использовать, — заторопила мать бабушку и пояснила: — Мы сегодня почти весь район на субботник подняли. Поедем по ближайшим колхозам убирать картофель. А то пропадет — некому его там убирать.
Со страшной силой меня потянуло поехать с матерью.
— Возьми меня с собой, — попросил я.
— Да что ты? Нам придется пешком по грязи далеко идти, — отмахнулась мать. — Еще неизвестно, где ночевать будем. Расплачешься, что я с тобой тогда делать буду? Опозоришь меня перед народом.
— Ну, мама, чего это ты?! — возмутился я. — Ничего я тебя не опозорю.
— Правда, что ли, не опозоришь? — задорно спросила мать.
Бабушка крикнула из комнаты:
— Не играй, Ольга, с ребенком! Знаешь ведь, что нельзя его брать, так для чего играешь?
Рассмеявшись, мать ответила:
— Не буду, ладно. Хотя, между прочим, мама, не такой уж он и ребенок, каким тебе кажется. В его возрасте есть ребята, которые и на заводах работают и даже, между прочим, воюют. — Внезапно она резко вскинула голову и, посерьезнев, внимательно посмотрела на меня, словно только сейчас сообразила, что ведь и верно, есть такие ребята. — Знаешь что?.. А ведь я, пожалуй, тебя возьму.
Бабушка ахнула:
— Ольга!..
Но мать уже все решила и твердо сказала:
— Ничего. Пусть потрудится, — и задумчиво повторила: — Действительно, не такой уж он и маленький.
Постояла посреди комнаты, ухватившись рукой за подбородок, тихо проговорила:
— Во что только тебя обуть? Утонешь в ботинках-то... Да и под штаны тебе грязи набьется, все ноги промочишь... Во что? Во что? — И, сообразив, встрепенулась, щелкнула пальцами: — Ура... Придумала.
В буфете, в пузатой бутылочке из темного стекла, хранилось немного рыбьего жира. Намочив им кусок ваты, мать обильно смазала мои ботинки, велела надевать их и старые брюки, а сама достала два индивидуальных пакета с бинтами.
Покачав пакеты на ладони, она с сожалением посмотрела на них — уж очень мать берегла эти бинты — и решительно сказала:
— Ах, да... Ради такого случая, — она с треском разорвала один за другим оба пакета.
Очень ловко, ровно и плотно, мать в несколько слоев забинтовала мне ноги поверх брюк от ступней до колен.
— Теперь ты у меня как солдат в обмотках, — она совсем развеселилась. — Только у солдат обмотки темные, а у тебя белые. Всего и разницы-то, зато никакая грязь под штаны не попадет.
Пока мы шли до райкома партии, прохожие на улице оглядывались на меня с недоумением, я обостренно ощущал их взгляды и всю дорогу смущался и краснел. Но мать успокаивала:
— Не обращай внимания. Ты же знаешь, что так надо для дела.
По дороге она ни разу не предупредила меня, чтобы я не хныкал, если будет тяжело, не сказала ничего назидательного, и это доверие потом придавало мне сил и упрямства.
Райком партии находился в угловом двухэтажном доме веселого розового цвета, померкшего в тот день от хмурой погоды, от изредка падавшего мокрого снега. Еще издали я увидел, что обе улицы у райкома прямо-таки затоплены людьми, а затем мы с матерью нырнули в толпу, как в водоворот, понесший нас куда-то в сторону. Мать крепко ухватила меня за руку и потащила к дощатому забору между домами: там людей было меньше.