Алиме с трудом вставляет распухшую ступню в туфлю. Лариса наблюдает за ней, озабоченно покачивая головой.
Лариса. И где мы? До твоих-то далеко?
Алиме. Далеко. Километров двадцать будет.
Лариса (присвистнув). Ого!.. Не дойдешь ты… Так что делать будем? Что мне одной идти, на помощь звать?
Алиме. Нельзя тебе туда одной. А если не поверят тебе? Или на полицая наткнешься?
Лариса. Да уж не хотелось бы… Так что делать будем, командир? Не сидеть же тут, пока у тебя нога не пройдет?
Алиме. Давай немножко подождем – вдруг кто из знакомых поедет… Если нет, тогда пойдем. Ты не бойся – я все равно дойду.
Они устраиваются в кустах поудобнее. Алиме смотрит на просторное голубое небо, цветы гармалы, из которых в детстве делала украшения.
Лариса. А ведь я в кино снималась…
Алиме. Ты?
Лариса. Я… У меня отчим в кино работал. Отец умер, когда мне три года было, а отчим он хороший был, брал меня на съемки, ну и я пару раз в массовке снималась…
Алиме. И кем же ты была? В кино?
Лариса. Принцессой!.. Да кем, сама собой… Пионеркой в красном галстуке. К борьбе за дело партии будь готов! Всегда готов! В общем, пионер – всем ребятам пример… Мне понравилось, там в кино все весело… А ведь разведчик должен быть немного артистом. Чтобы и дурочкой прикинуться, и идиоткой, и трусихой… Если надо обмануть врага. Главное – задание выполнить.
Алиме. И предателем?
Лариса. Ну зачем сразу предателем… Только если притвориться…
Алиме. А как можно предателем притвориться? Своих выдать, а самому в живых остаться? Нет, я думаю так нельзя. Не получится.
Лариса. А вообще-то я мечтала летать.
Алиме. У нас в школе тоже многие мечтали…
Лариса. Многие мечтали, а я в авиашколу поступила, только не успела начать летать – война началась… А ты небось учительницей хотела стать?
Алиме. Откуда ты знаешь?
Лариса. Так по тебе сразу видно – учительница. У нас в классе тоже такие были – учительницы…
Какое-то время лежат молча.
Лариса. А больше всего девочки в разведшколе боялись в плен попасть… Не того, что повесят или расстреляют, а что пытать будут, изуродуют… Все придумывали, как от этого спастись… Одна девочка даже приловчилась гранату в волосах прятать, чтобы при опасности рвануть всех к чертовой матери…
Алиме вдруг приподнимается, прислушивается.
Алиме. Кто-то едет…
На дороге показывается старенькая повозка, которой правит человек в немецком кепи.
Лариса. Полицай…
Алиме. Полицай…
Лариса. Думаешь, заметит? Пригнись…
Алиме. Погоди… Я его знаю… Это дядя Абдурагим…
Лариса. Ну и что, что дядя! Полицай… Он нас сразу сдаст куда надо…
Алиме. Нет, я его знаю, меня он не выдаст…
Лариса. Тебя не выдаст, а меня? Кто я ему?
Алиме. Я выйду к нему одна. Поговорю. А ты сиди пока здесь. Если все будет нормально, я тебя позову…
Лариса молча смотрит на нее.
Алиме тяжело встает и, припадая на больную ногу, идет к дороге. Повозка останавливается, возница смотрит на Алиме, та машет рукой.
Лариса наблюдает за происходящим из кустов.
Возница слезает с повозки и идет навстречу Алиме.
Алиме. Дядя Абдурагим, это я – Алиме!
Абдурагим. А я смотрю – неужели Алиме? Ты как тут, что с тобой?
Алиме. Да вот иду домой. От Керчи ехала на грузовике, на повороте на Старый Крым они меня высадили… Да вот ногу подвернула, когда прыгала из машины…
Абдурагим слушает Алиме молча.
Алиме. Как мои? Бабушка Ревиде? Сестры?
Абдурагим. Слава Аллаху, с ними все хорошо. Девочки растут… Ну, давай я тебе помогу. Отвезу тебя к Ревиде, она обрадуется.
Алиме. Дядя Абдурагим, я ведь я не одна… Со мной подруга…
Абдурагим. Вот как. Подруга…
Алиме. Она русская, зовут Стася, мы с ней на чулочной фабрике вместе работали, подружились… Она вообще-то в Черкассы добирается, к своим… А пока мы вместе.