Чертог трех мэнских великанов
«Там узрел я чертог, и было в нем трое, — молвил Ингкел. — Трое мужей мощных, грубых, гнетущих; глядя на них, не вынесет никто их безобразного, уродливого облика. Устрашающий вид, ибо ужасают они. Одеянье из грубых волос покрывает их; дикие их глаза взирают сквозь космы из скотьего волоса, в которые без одежд закутаны они до пят. Три гривы конские, ужасные, величавые у них до бедер.
Свирепые воители, что владеют против врагов разящими тяжко мечами. Наносят они удар тремя железными цепами, имеющими по семь цепей о трех кольцах, трех лезвиях, с семью железными шишками на конце каждого цепа: всякая из них тяжела, как брус из десяти слитков. Три больших бурых мужа. Темные конские гривы на хребтах у них, что доходят до обеих пяток. Ремень из добрых двух третей шкуры быка вкруг поясницы каждого, и пряжка о четырех углах, что скрепляет каждый ремень, толста, как бедро человека.
Облаченье, которым они покрыты, — косматая шерсть, что растет на них. Космы их грив на хребтах распущены, и длинный железный столб, длинный и толстый, как верхнее ярмо, — в руке у каждого мужа, и на конце каждой дубины железная цепь, и на конце каждой цепи железный пест, длинный и толстый, как среднее ярмо. В печали они пребывают в доме, и довольно ужаса от облика их. Нет никого в доме, кто не избегал бы их. Найди им подобье, о Фер Рогайн!»[93]
Фер Рогайн был безмолвен. «Трудно мне уподобить их. Я не знаю никого подобного из мужей на свете, если они не те трое великанов, коим Кухулин дал пощаду при осаде Людей Фалга[94]; и когда они получили пощаду, то убили пятьдесят воинов. Но Кухулин не хотел дать им погибнуть, ибо диковинны они. Вот имена этих троих: Срубдайре, сын Дорд-бруйге, и Конхенн из Кенн Майге, и Фиад Скеме, сын Скипе. Конайре выкупил их у Кухулина; поэтому они вместе с ним. Три сотни падут от них в первой схватке с ними, и они превзойдут в доблести каждую троицу в Доме; и если они выйдут на вас, то ошметки от вас можно будет просеять сквозь решетку хлебной печи, — так измолотят они вас железными цепами. Горе тому, кто учинит разрушение, хотя бы только из-за этих троих!»
Финн и Ойсин
Финн и Ойсин отправились на охоту[96] с благородною свитой из мужей и собак, числом не менее сотни молодцев, столь резвых в ногах и смышленых, что подобных им не было. Со сворою псов свирепых пустились они через холм и долину, чтобы учинить великое опустошение.
Кого они тогда оставили дома, как не юного Орри[97], что спал, схоронившись в тени под скалою. Оставили они всех борзых щенков — трижды по двадцать, и ни одним меньше, — с тремя старыми женщинами, чтобы те присмотрели за ними.
Финна прекрасная дочь с презрением и пренебрежением спросила: «Как бы нам выместить злобу на юном Орри?»[98]
Дочь Ойсина ответила: «Крепко к зубьям бороны привяжем мы его волосы, а к проворным его ногам приложим горящий жгут».
Вскочил тогда Орри проворным прыжком, чувствуя, как жаром печет ему ноги.
С проклятьями страшными дал он обет уничтожить тех, кто осмелился оскорбить сына короля. Крепко-накрепко поклялся он солнцем и луной сжечь их самих и все их жилища.
Затем поспешил он скорее в горы; на плече у него лежал тяжелый топор для [рубки] дрока. Восемь многопудовых нош оттуда он вынес, и восемь больших вязанок набилось в каждую ношу. Восемь таких мужей, какие на свете нынче, не смогли бы поднять с земли и одну лишь из этих нош.
В каждое окно швырнул он по ноше и в каждую дверь по такой же; но наибольшую ношу горящую на пол он положил в главном зале и предал его огню.
Меж тем герои, помянутые Финн и Ойсин, со своими мужами отважными гнались за дичью, — нетерпеливые, потом и пылью покрытые все.
Тут показались громадные тучи, наплывающие с запада подобно, как я полагаю, ужасным валам.
Финн тогда побежал; побежал также Ойсин, и бежал он, пока, обессилев и выдохшись, не сел он на землю.
Финн, отважный вождь, однако, выдержал бег, а затем он возвысил свой голос жалостный, взывая к Ойсину, что был далеко позади; «Ничего не осталось нам, кроме унылых обрушенных стен! Кто совершил злодеяние это?»
92
«Чертог трех мэнских великанов» — фрагмент сказания из «Книги Бурой Коровы» (ок. 1100 г.) под названием «Разрушение Дома Да Дерга». Первым русским переводчиком и комментатором этого сказания был С. В. Шкунаев [27].
Текст «Разрушения» относят к IX веку. В центре повествования — легендарный ирландский король Конайре, который находится вместе со своим пестрым и разноликим воинством в огромном Доме Гостеприимства, или «бруйдене», имеющем множество покоев и чертогов. Дом этот осаждает другое воинство, состоящее из ирландцев (их представляет Фер Рогайн) и бриттов (их представляет Ингкел). Фрагмент текста, посвященный выходцам с острова Мэн, — ценный источник по общей для Мэна с Ирландией традиции; поэтому мы решили заново перевести его и включить в нашу книгу.
Перевод сделан по изданию:
93
У бриттского историка Гильдаса (VI в.) о самих скоттах (гэлах) говорится, что им присуще «обыкновение более прикрывать свои грубые лица волосами, чем свою наготу лохмотьями» [2, с. 216].
94
…
В сказании «Сватовство к Эмер» описан еще один случай, когда Кухулин сразился с тремя фоморами где-то на Гебридских островах, возвращаясь из Альбы от Скатах; однако там говорится, что он убил их. В этом сказании отмечено, что «в те времена Острова Чужеземцев [Гебриды] платили дань уладам [ульстерцам]». Фоморы же, которых убил Кухулин, спасая дочь короля островов, приходят с одного «дальнего острова», расположенного в тех же широтах [27, с. 54–55].
В «Преследовании Диармайда и Грайне» содержится описание юноши из Племени Богини Дану, оставленного в Ирландии сторожить «древо жизни»: он «был широкоплечим, длинноносым, красноглазым и темнокожим великаном… Был у него лишь один глаз посреди его черного лба, и толстый железный обруч опоясывал его гигантское туловище» [7, с. 745]. «Юноша» этот описан как фомор.
Во многих версиях путешествия Гвалхмэя (Гавейна) либо его «Аналога» на чудесный остров властитель острова — обладатель девы — представлен как «fear mor», великан [52, р. 23]. Именно Гвалхмэй («Ястреб Мая») является самой близкой бриттской параллелью к Кухулину с его «приключениями» [52, р. 27].
Эдвард Феархар (1899) приводит рассказ мэнского рыбака о видении, случившемся с ним и его товарищами на море. Заметим, что вряд ли эти рыбаки были знакомы с преданиями о башне, построенной фоморами на островке Тори у северо-западного побережья Ирландии. «Случилось ему заглянуть под парус, рассказывал он, и увидел он свет перед носом лодки; и он побежал на нос, чтобы рассмотреть его, но свет вмиг оказался вблизи от них с другой стороны. Затем показалась огромная башня, очень высокая и с огнем, пылавшим на ее вершине, а другая башня [тем временем] поднималась из пламени. И был там большой человек, подобный великану, — он стоял посреди пламени и размахивал палицей, огромной, будто мачта корабля… и все море вокруг было объято пламенем». Видение это длилось час или более, а потом исчезло [41, р. 166–167].
95
«Финн и Ойсин» — одно из старейших произведений на мэнском языке, дошедшее до нас.
Это сохранившаяся часть поэмы, примыкающей к т. н. циклу Финна (иначе циклу Ойсина), который создавался и распространялся в гэльской «ойкумене» — Ирландии, Шотландии и на Островах, — начиная, быть может, с V века, когда сын Финна Ойсин, возвратившись из Страны Юности (Тир на н-Ог), встретился со св. Патриком и пересказал ему свою жизнь в Фианне — легендарном воинстве Финна. Ойсин считается автором древнейших поэм, входящих в цикл Финна — Ойсина. Однако самое раннее упоминание о Финне и Ойсине в письменных источниках относится лишь к VII веку (в поэме Сенхана Торпейста, «короля поэтов» Ирландии). Историчность этих персонажей, живших в III веке, подтверждается хрониками: в «Анналах Тигернаха» под 283 г. отмечена смерть Финна Мак Кумала [60].
Данная поэма, или баллада, записана в 1762 году двумя мэнскими клириками из уст древней старухи-сказительницы (округ Kirk Michael). Старуха говорила, что балладу эту она выучила от своей матери, мать знала ее от бабки и так далее в глубь поколений; женщины напевали ее, работая по хозяйству. В 1789 году запись была помещена в Британский Музей (Add. MS. 11215).
Несомненно, что до этого поэма, подобно «Балладе о Мананнане», много веков существовала в устной форме [58]. Поэма совершенно традиционна: в середине XX века Джон Лорн Кэмпбелл записал на острове Южный Уист (Гебриды) «повесть» с той же фабулой и теми же героями, только вместо «Орри» в ней фигурирует «Гарри» (Гара), соратник Финна [79, р. 14–16]. Русский перевод этой версии («Гарри и женщины») см. в [33]. Известно также, что версия сказания о Финне, тождественная мэнской поэме, бытовала на севере Шотландии — в Кромарти и Каитнессе [53, р. 182].
Перевод сделан по изданию:
96
…
В период от Бельтана (1 мая) до Самайна (1 ноября), т. е. в летнюю половину года, фениям приходилось рассчитывать только на свою охотничью добычу: жалованья от верховного короля Ирландии им не полагалось. В пищу шло мясо, а вместо жалованья — шкуры добытых зверей [54, II, р. 327–329].
97
…
В данной поэме Орри представлен как враг Финна, находящийся у него в плену. Впрочем, в гэльских поэмах и сказаниях из цикла Финна — Ойсина постоянно действуют персонажи из Лохланна, т. е. Скандинавии, хотя это анахронизм, так как скандинавы появляются на Британских островах в конце VIII века, а отнюдь не в III веке, когда, согласно традиции, жили Финн и его фении.
Финн оставался популярным героем мэнского фольклора вплоть до XX века. В традиции Мэна он неоднократно посещает остров и предстает в виде исполина и могучего чародея (см. «Зачарованный остров у Порт Содерик» в наст. изд.).
«Ареал» деятельности Финна и его фениев охватывал всю гэльскую ойкумену — Ирландию, Шотландию и Острова. В старинном сказании «Охота у СиднамБан и Смерть Финна» говорится: «Тогда поднялся царственный вождь фениев Ирландии и Шотландии, саксов и бриттов, [острова] Льюис, и Лохланна, и ближних островов…» [68, р. 85]. Власть его была «на востоке через море» не меньше, нежели в Ирландии [там же, р. 69].
98
В версии с острова Южный Уист женщины ополчаются на Гарри за то, что он подсмотрел, как они собирают моллюсков, дабы съесть их втайне от своих голодающих мужчин, которым не везло на охоте [33].