Ну же, гони прочь долгую зиму и дай нам немного жита на лето[154].
Мы пойдем в горы собирать торф и посмотрим, не идет ли Бурый Берри домой в свое стойло.
Я бродил по горе Каррахан и по горе Снайфелл; а Берри лежал за дверью с крышкой на голове[155].
Я бродил по горе Каррахан и по горе Слиав Бег;[156] а Берри лежал за дверью, тверд как валун.
Я бродил по горе Пенни-Пот и по горе Слиав Ойр;[157] а Берри лежал за дверью в бочке под обручами.
Бурый Берри, да будь он проклят, — велика была четверть, лежавшая там. Четверть Бурого Берри перешла через реку у Омута[158]. Четверть Бурого Берри дошла до Корнаа[159]. Четверть Бурого Берри дошла до Рэмси[160]. Полпечени и полсердца пошли к лорду и леди, что жили в Баллайоги[161].
Бедняга бродил по дождю и туману, но Ведьма-воровка с мешком[162] — вот кто сожрал жирного вола.
Бедняга бродил по дождю и по суши, но Ведьма-воровка с мешком — вот кто снял шкуру с вола.
Маргайд-в-Переднике с Оврагов Корнаа[163], — были у нее и чулки, и кофта, чтобы разгуливать. Были у нее и чулки, и кофта, и нарядная желтая юбка, чтобы бродить по ночам.
Пока люди по домам молились, Маргайд-в-Переднике срезала сало. Пока люди сидели за ужином, мелькнула в долине желтая юбка, уносившая шкуру. Спохватились не поздно ль женщины ночью?
Послали ее на виселицу, но она получила отсрочку и ушла по Дороге Ойр, утащив с собою козу.
Будут в Долли Воар[164] пшеница и солод, когда мясники Бурого Берри обмякнут на виселице.
Будут в Долли Воар пшеница и ячмень, когда у мясников Бурого Берри станут узкими шеи[165].
Дармот и Фир Дариг
Я слышал о человеке, который жил поблизости много лет назад; люди привыкли звать его Дармотом. В свои молодые годы он объехал весь мир и собрал немного денег. Затем он вернулся туда, где родился и вырос, и купил небольшую ферму в очень уединенном месте. Около четырех-пяти миль оттуда было селение, куда он ходил по своим делам. Между домом его и селением была река, а поперек реки были положены большие камни, чтобы переправляться. Зимой, всякий раз когда шли дожди, он был прикован к своему берегу из-за потока, что покрывал камни.
Как-то зимой долго и сильно дождило. У Дармота вышел весь табак, и когда погода на один вечер установилась, он решил переправиться через реку и достать табака. Но когда он в сумерки подошел к реке, то не смог разглядеть камни за могучим потоком, что стремился по ним. Вот почему пришлось ему возвращаться домой без табака, и он думал, что лучше бы остался без ужина.
Чтобы убить время, он стал бродить по полю. Пока он ходил взад-вперед, взошла очень яркая луна и осветила все вокруг. В это время Дармот был на верхней половине поля. Он повернулся и пошел по склону вниз, и когда был почти посередине поля, увидел не что-нибудь, а большое войско, собравшееся в роще на другом конце поля, — все воины были конные. Дармот услышал, как их начальник спросил, все ли готовы выступать, и как один из них ответил, что еще не готов, потому что он без коня. «А без Фир Дарига, — сказал он, — вам не стоит и идти, ибо вы не одержите победы над нашими врагами».
Начальник сказал: «Вон там спускается по полю Дармот, — иди и преврати его в коня». Когда Дармот услышал это, он стал молиться и креститься, но был не в силах сдвинуться с места, на котором стоял, ибо был в великом страхе.
Перед ним возник Фир Дариг — он был одет в красное, на его голове была красная шапка, в руке его был остроконечный меч, и он сказал Дармоту: «Я не боюсь твоих молитв и крестов». Он коснулся Дармота мечом, и Дармот вмиг превратился в коня[167] — с Фир Даригом на спине. И Фир Дариг поскакал на нем к войску, и скакал, пока не вернулся к своим.
Тогда начальник отдал им приказ выступать. И вот они стремительно понеслись прочь, и мчались, пока не добрались до моря. Тогда вождь велел им переправиться через море. И вот они поскакали по волнам — с Дармотом, скачущим впереди и Фир Даригом на его спине, — пока не прибыли к чужому берегу. Казалось, это была весьма плодородная страна, ибо там в изобилии рос табак.
Когда они высадились, то лицом к лицу столкнулись с другим войском и сразу же начали сражение. И долго кони наскакивали на коней, а воины размахивали мечами по сторонам, и нельзя было сказать, кто же победит, до тех пор, пока Дармота слегка не ранил под глаз меч одного из врагов. Дармот тогда пришел в бешенство, рассвирепел, начал трясти, колотить и размахивать хвостом, опрокидывать вражеских коней на землю, и вскоре враги повернулись к ним спиной и помчались прочь, оставляя поле битвы за ними. Так благодаря Дармоту они победили[168]. А когда все враги исчезли, начальник велел им собрать добычу и спешно готовить ужин, с тем чтобы все были готовы возвратиться до рассвета домой.
154
…
155
См. «Маленькая женщина с горы Каррахан» в наст. изд.
…
157
158
Поэтому Дж. Бродерик предполагал, что и сам Бурый Берри в своем архетипе — ведьма и даже языческое божество, так как эпитет Dhone («Бурый», «Темный»), а также обиталище под северным Баррулем могут указывать на связь с потусторонним миром, как и в случае с «Домом Донна» — островком у южного побережья Ирландии [39, S. 198–199]. «Дом Донна» имел еще другое название — «Бык», и «бык ассоциируется с Донном как атрибут последнего» [9, с. 58].
Мэнская традиция, между прочим, богата примерами призрачных, а также водяных быков и коней. Вальдрон (1726) и Трейн (1844) дают описание этих существ и рассказывают о встречах с ними.
159
163
Артур Мур (1896) писал, что Маргайд-в-Переднике из Корнаа жила в конце XVIII века и что отец его информанта видел ее, когда был мальчишкой: это была рослая и могучая женщина, она обладала силой двух мужчин и очень дурной репутацией [58].
Известный персонаж ирландской и шотландской традиции, Старуха из Берри, также ассоциировалась с горами и крупным рогатым скотом: ее настоящее имя — Буи — значило «подобная корове», и каждый год на день ее рождения отец этой Старухи резал в Ирландии вола или быка [39, S. 197].
Слово «Caillech» не сразу приобрело значение «Старуха»: сначала оно имело смысл «посвященная» [59]. Образ Старухи из Берри, пишет И. Г. Матюшина, «первоначально ассоциировался с чисто мифологическим персонажем, бессмертной прародительницей родов людских, богиней-праматерью, всеобщей женой, создательницей гор и каменных пирамид». В ирландской «Жалобе Старухи из Берри» (ок. 800 г.) говорится:
Caillech Berri была «самой значительной фигурой гэльской мифологии. Горы, озера и острова обязаны ей своим существованием, а каменные вымостки — каирны — считаются камнями, выпавшими из ее передника… А еще прожила она свою юность семь раз, так что было у нее много мужей, и каждый проживал с ней свой век до глубокой старости, и поэтому внуки и правнуки ее столь многочисленны, что насчитываются целыми родами» [28, с. 151].
Алвин и Бринли Рис отмечали, что в основе многих «повестей» кельтской традиции лежит один и тот же принцип — «женщина, хоть и в облике смертного существа, по сути своей обитательница Иного Мира» [28, с. 315].
164
165
…
166
Одна из «традиционных» историй мэнского поэта и знатока старины Эдварда Феархара (1831–1908), известного на острове под именем Ned Beg Hom Ruy. В его родном Крегнеше — селении на южной оконечности острова — мэнский язык и старинные обычаи сохранялись до 20-х годов XX века.
«Знание всего мэнского, — писал о Феархаре его друг Чарльз Редер, — было у него неисчерпаемо» [59]. Рукописное наследие писателя хранится по большей части в Мэнском Музее (г. Дуглас). В рукописях Феархара содержатся и сказания из устной традиции острова, и собственные его произведения (см. «Бельтан» в наст. изд.).
Перевод сделан по изданию:
167
…
Что касается любви фэйри к лошадям, конным выездам и охоте, то она хорошо известна в кельтской традиции (т. н. «дикая охота»). Об этом, в частности, писал и Вальдрон [87, р. 33]. Ср. эпизод из «Дела Бесси Данлоп» (1576): «…она пошла к озеру Ресталриг, чтобы выкупать своего жеребца; как вдруг мимо промчалась компания всадников, издававших такой грохот, будто небо упало на землю, и, неудержимые, они вверглись прямо в озеро с ужасающим шумом. Но Том говорил, что это были добрые существа, которые поскакали в сердце земли» [33, с. 120].
В традиции исторической и легендарной сами кельты представлены на боевых колесницах о двух лошадях, тогда как всадники (особенно в Ирландии) «чаще всего относятся к сверхъестественному миру» [27, с. 261].
Джон Рис отмечал (1901), что на острове Мэн, как и в Уэльсе, фэйри имеют не только лошадей для верховой езды, но и «своих» собак [71, р. 292]. Возможно, в этих представлениях о фэйри «отражается» тот факт, что и лошади, и собаки были постоянными спутниками кельтов с незапамятных времен.
См. также «Потерянная жена» в наст. изд.
168